brinmax

началаХХ1века

УДК 821.161.1

ВОРОБЬЁВА Екатерина Сергеевна, аспирант кафедры теории и истории литературы гуманитарного института САФУ имени М.В. Ломоносова в г. Северодвинске. Автор 5 научных публикаций

МАРГИНАЛ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ КОНЦА XX — НАЧАЛА XXI ВЕКА

Для современной России понятие «маргинал» и проблема маргинальности, появившиеся в 30-е годы ХХ века, только начинают входить в проблемное поле науки. Историю литературы трудно отграничить от внехудожественных сфер жизни общества, в частности от социологии, т. к. объектом описания этих, казалось бы, противоположных наук выступает человек и общество. Предварительное осмысление материала по данной теме позволяет предположить, что герой-маргинал актуализируется в эпоху больших социальных перемен, инструментом понимания которых в литературе он и является.

Нынешний период в русской истории (конец XX — начало XXI века) очевидно может быть отнесен как раз к таким переходным этапам.

Изучение прозы конца ХХ — начала XXI века представляет особый интерес, т. к. мы непосредственно наблюдаем действительность и уже можем видеть изменения, происходящие в литературе. Данная статья посвящена маргинальному персонажу в современной русской литературе и представляет собой опыт осмысления его эволюции в 1970-2000-х годах. В центре внимания — три наиболее значительных произведения, относящихся к различным этапам этого периода и объединенные общностью социального статуса героя: «Москва — Петушки» Вен. Ерофеева, «Андеграунд, или Герой нашего времени» В. Маканина и «Матисс» А. Иличевского. Направление эволюции определено реконструирующейся концепцией мира, вслед за которой меняется мотив поступка литературного героя.

Путь творческих исканий современной русской литературы начинается спасительным бегством героя 70-х годов в маргинальный мир, свободный и независимый от условий жизни и смыслов, навязанных тоталитарным государством, и заканчивается внутренним, духовным преодолением своей социальной марги-нальности героем начала XXI века.

Ключевые слова: современная русская литература, литературный герой, маргинал, постмодернизм, мотив поступка литературного героя, андеграунд.

Интерес к маргинальной личности и проблеме маргинальности весьма определенно обозначил себя в ряде областей гума-ни-тарного знания XX-XXI веков. Он проявился в социальной философии, социологии и психологии, где уже накоплен доста-

© Воробьёва Е.С., 2014

точно убедительный опыт осмысления проблемы.

В литературоведении, прежде всего в русле художественно-антропологических исследований, эта тенденция себя практически никак не обнаруживает, хотя и современный, и исто-

рико-литературный материал представляет для этого самые широкие возможности.

По определению, данному С.П. Гуриным в монографии «Маргинальная антропология», «Маргинальность (от лат. margo — граница, грань, край, marginalis — находящийся на краю) -это понятие, традиционно используемое в социальной философии и социологии для анализа пограничного положения личности или группы по отношению к какой-либо социальной общности. Оно подчеркивает особый социальный статус (обычно — низкий), принадлежность к меньшинству, которое находится на границе или вне социальной структуры, ведет образ жизни и исповедует ценности, отличающиеся от общепринятой нормы (например -контркультура)» [4, с. 237].

Уже замечено, что маргинал как личность, находящаяся «на границе или вне социальной структуры», оказался в поле зрения русской литературы в середине XVIII века [13, с. 140]. Более ранние персонажи (как, например, житийные юродивые) не могут быть причислены к этому типу, поскольку не отвечают его принципиальным характеристикам: они в отличие от маргиналов исповедуют общепринятые нормы, хотя их поведение и эпатажно.

В русской литературе XIX-XX веков маргинальный герой актуализируется, как это несложно заметить, в переходные исторические эпохи: «натуральная школа» XIX века, начало XX века (М. Горький). Современный период в истории русской литературы тоже несомненно отмечен интересом к данной теме. Интерес этот заметно обострился еще в 1970-х годах, в эпоху оформления русского литературного андеграунда.

Поскольку «общая черта литературных произведений, принадлежащих к Андеграунду, -нарушение принятых в данном обществе идеологических запретов, игнорирование стилистических и языковых ограничений, зачастую моральных норм» [2], то и появление в этом контексте маргинального героя оказывается совершенно естественным.

Одним из первых и наиболее ярких явлений в этом ряду стал ерофеевский Веничка

из поэмы «Москва — Петушки», написанной в 1969-1970 годах, распространявшейся в самиздате.

Поэма, претерпевшая в первые два десятилетия издания в Израиле, Англии, Франции, Швеции, Югославии и только в конце 80-х вышедшая в СССР, несомненно, стала литературным событием своего времени. Венедикт Ерофеев представил художественный мир, сконструированный отличным от предшествующей литературной эпохи образом. Главный герой поэмы Веничка представлен носителем нарочито «неофициальных», неидеологизиро-ванных ценностей.

Уже не раз отмечалось, что образ Венички максимально близок к андеграундному писателю Венедикту Ерофееву, но не тождественен ему. В поисках истины, в надежде обрести счастье герой совершает путешествие сквозь мировую историю и культуру. Играя культурными мифами, писатель создает собственную мифологию, отражающую современное ему сознание, для которого характерны постмодернистские представления о деиерархизации ценностей, плюральности, деконструкции, де-онтологизации истины, иронии.

Поэма Ерофеева очевидно несет в себе черты литературы постмодернизма, который, согласно сложившимся представлениям, «ратует за отказ от всех общеобязательных и универсальных норм, обеспечивающих подведение индивидуального опыта под общие понятия.

£ка

не только и не столько выпадение из социума, сколько стремление обрести экзистенциальную свободу духа человеком, страдающим от неправильно устроенного мира и потому живущим на пределе сил и возможностей. Отсюда и беспробудное пьянство как защитная реакция на пошлость и суетность бытия. Но его существование вполне гармонично в пределах своего внутреннего мира.

Веничка «тих и труслив», однако старается стать для озлобленных, опустившихся москвичей учителем, врачом душ, покровителем. Он грезит о мире, наполненном такими же людьми, как и он: «Никаких энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости! Всеобщее малодушие. Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда есть место подвигу» [5, с. 29].

В пародийном патетическом монологе иронически высмеиваются мифы советской эпохи и их создатели. Пространство жизни героя поэмы жестко обусловлено беспощадным идеологизированным социумом, бежать из которого он может только в спасительное опьянение. И только внутри себя, находясь под влиянием алкоголя в пограничном состоянии между реальностью и полузабытьем, герой обретает гармонию.

По собственному признанию Вен. Ерофеева, поэма написана «без всяких претензий», «для семи-восьми друзей». И в самой этой установке на читателей, состоящих только из круга «своих друзей», содержится утверждение самодостаточности малого человеческого мира, который внутри себя создает и сохраняет свои цели и смыслы. В этой нравственной философии позиция писателя Вен. Ерофеева и его героя Венички совпадают.

Но сама философия эта не нова. В русской литературе она имеет весьма глубокие и разветвленные корни. Ее истоки восходят к концу XVIII века, когда в творчестве поэтов львов-ско-державинского кружка рождалась идиллия русских дворянских гнезд, тоже ограниченных этим узким «кругом семьи и друзей» [11, с.

89], который отличается глубокой самодостаточно-

стью на фоне большой социально-политической жизни страны и мира. Позднее такая философия обнаружит себя в жизненной позиции маленького человека — одного из центральных персонажей русской классической литературы. В разных своих ипостасях она будет проявлять себя на протяжении двух столетий истории русской литературы. Связь ерофеевского Венички с этой традицией несомненна. Но на этом фоне у него есть одна принципиальная особенность. Все его предшественники в русской литературной традиции вписаны в контекст большой жизни России, они часть ее культурно-исторического ландшафта, неизменный элемент ее социальной структуры, социального бытия. Веничка для того, чтобы утвердить самодостаточность своего малого мира, должен оказаться за чертой социального бытия, быть маргиналом. Его нравственные ценности могут быть выражены, могут заявить о себе только в этом состоянии. Такой концептуальный подход становится оправданием жизненной позиции маргинального героя.

Однако оценки и подходы к художественному осмыслению позиции маргинального героя в русской литературе кардинально меняются в конце 90-х годов XX века. Это изменение очевидно обнаруживает себя в романе В.С. Мака-нина «Андеграунд, или Герой нашего времени».

Внимательного читателя не оставляет ощущение смысловых перекличек романа Макани-на с поэмой Ерофеева. Во всяком случае, неоспоримо то, что их произведения рождаются в одном контекстном поле, и поэтому неизбежны некоторые совпадения даже на уровне деталей. Ведь неспроста в маканинском романе появляется андеграундный художник Венечка, которого «залечили» до сумасшествия. Однако главное действующее лицо произведения — его брат, когда-то писатель «из подполья», Петрович. Это человек, утверждающий безусловную самоценность своего внутреннего обособленного мира, ради сохранения ценностей которого он готов на самые решительные поступки.

«Андеграунд — тип сознания, образ жизни, способ бытия творческого человека, бро-

дильное, беспокойное, революционное начало, “бесы”, образ мысли поколения или всей нации», — утверждает М. Абашева [1, с. 78]. И в ее формулировке (революционное начало, «бесы») ощущается принципиальная черта, характеризующая этот тип сознания — одержимость. То, от чего так открещивался ерофе-евский Веничка («никаких подвигов, никакой одержимости»).

Между тем «у В. Маканина “агэшники” -категория конкретно историческая, маргинальная социальная группа, сообщество писателей и художников, пытавшихся в своих произведениях выразить оппозицию существующему “истеблишменту” — и оттого оказавшихся под запретом, гонимых, не публикуемых, нередко сурово наказуемых, преследуемых. Идеи и образы этой интеллигенции, вместе с тем, не их личная фантазия, а то, что ощущается, смутно осознается многими людьми» [17, с. 23].

Само словосочетание «герой нашего времени», содержащееся в названии романа В.С. Ма-канина, несет в себе отсылку к классическому периоду русской литературы с ее выстроенными и выверенными ценностными установками. Именно ко всей русской классической литературе в целом, с ее вектором ценностных исканий, в контексте которой и оценивается осмысление позиции современного маканин-ского героя. То есть отсылка не к сюжетному литературному памятнику классической эпохи, например к роману М.Ю. Лермонтова, который сразу приходит на ум, но и к Ф.М. Достоевскому, на что уже обращала внимание литературная критика. Например, размышления А. Архангельского: «Несостоявшийся Раскольников (Петрович) сам для себя становится Порфири-ем (тоже Петровичем)» [3, с. 85].

Господствующая в русской классической литературе модель мира в качестве своей несущей конструкции утверждала богоосмыс-ленность, божественное присутствие в каждом существенном акте бытия. Своеволие человека неизбежно ограничивалось этим деятельным присутствием Бога. Модель мира маканинского героя верховной действующей силой признает

Человека. Совершив два убийства, герой романа Петрович некоторое время провел в психбольнице, но позднее сбежал оттуда, так ни в чем и не сознавшись. Он как был сторожем в общаге, так и остался на своем месте. Сохранив формально границы своего обособленного мира, он что-то несомненно утратил в себе. Причем утрата эта носит фундаментальный характер.

Н. Лейдерман и М. Липовецкий обратили внимание на то, что право героя на убийство, «в сущности, парадоксально отражает скрытую логику общаги: “…ничего высоконравственного в нашем не убий не было. И даже просто нравственного. Это, то есть убийство, было не в личностной (не в твоей и не в моей) компетенции — убийство было всецело в их компетенции. Они (государство, власть, КГБ) могли уничтожать миллионами. .. Они могли и убивали. Они рассуждали — надо или не надо. А для тебя убийство даже не было грехом, греховным делом — это было просто не твое, сука, дело. И ведь как стало понятно!.. Не убий — не как заповедь, а как табу”. Мир общаги дает внутреннее разрешение на убийство — Петрович, как не “прописанный” в общаге, всего лишь свободен от внешних табу» [7, с. 131].

Итак, вместо библейской «заповеди», абсолютно значимой в любой жизненной ситуации, — социально обусловленное «табу», которое легко снимается для человека, изменившего свой социальный статус, например, переходом в маргинальную (пограничную) позицию.

Но при этом обнаруживает себя одна удивительная смысловая ловушка: освобождаясь от внешних табу, герой не преодолевает систему как таковую, а выпадая из одной системы, становится неизбежно жертвой другой. Одна тоталитарная вертикаль, дающая право убивать («государство, власть, КГБ»), сменяется другой, тоже по-своему допускающей и оправдывающей убийство. £ка

отдельность, униженный и высокомерный, смиренный и агрессивный» [6, с. 12]. Понятно, что быть «частицей общаги» убийственно для героя, «лелеющего собственную отдельность».

«Андеграунд, или Герой нашего времени» был назван Е. Ермолиным романом тупика. Близкое этому суждение высказывает и М. Ли-повецкий: «Маканинский роман — о глобальной растрате всех духовных механизмов сопротивления, так кропотливо выстроенных русской литературой двух веков, об ударе как о последнем оплоте духовной свободы. Это горький и мощный роман о поражении культуры и торжестве “чернухи”» [8, с. 203].

Герой романа В.С. Маканина разработал жизненную философию, в которой оправдывает право на преступление — философию «удара». Эта философия возникла как средство самозащиты от властей, которые постоянно подавляют волю самостоятельно мыслящего человека, — от КГБ и послушных ему издательств до психиатрических больниц. В конце концов размышления завели героя к идее безнаказанности и вседозволенности. Культура индивидуальной свободы привела к «эрозии ценностей» [18]. Эпоха Петровича завершается к концу романа сменой поколений. На место вольных творцов андеграунда «со всех сторон идут другие трое или двое, в белых рубашках и в серых недорогих костюмах — и в галстуках, армия в галстуках. (Сменившая вашу, литературную, в свитерках! — улыбнулся Ловянников.) Ага. Вот откуда, быть может, моя притаенная ревность: Ловянников один из этих троих, как я был когда-то один из тех» [9, с. 314].

В самохарактеристике героя, «лелеющего собственную отдельность», оценка, скрытая в формуле «один из тех», звучит явно уничижительно. Вместо наивной и всепоглощающей радости бытия в своем спасительном малом мире (обособленном и самодостаточном), которую испытывает маргинальный герой 70-х годов XX века (Веничка), русский литературный герой конца 90-х (маканинский Петрович) демонстрирует совершенно другие эмоции. Его конфликт уже не вмещается в простую схему

противостояния и неприятия мифов тоталитарной советской эпохи — он сложнее и глубже. Его ценности и идеалы вошли самым неожиданным образом в противоречие с ценностями и идеалами, выстроенными классической русской литературой. Радость открытия 70-х сменяется растерянностью 90-х. И это общее настроение в русской интеллектуальной среде эпохи, в контексте которой и рождается «Андеграунд…» В.С. Маканина.

Следующее десятилетие истории русской литературы внесет новые оттенки в осмысление темы. В 2007 году Букеровскую премию получает роман А. Иличевского «Матисс», в котором очевидно меняются концептуальные подходы к изображению маргинального героя.

Исторический фон — «безвременье» 90-х, но общее настроение, господствующее в книге, явно оптимистичное, нет ощущения тотальной обреченности и «тупика». Русская литература вновь обретает героя, который ищет! Ищет свой путь, выход из лабиринта (он в прямом смысле блуждает по подземельям Москвы), ищет Смысл и Истину.

Добровольный уход героя в маргинальный мир — это не окончательный и небезусловный его выбор. Это лишь веха в его биографии, этап на пути его поиска. По мнению Т. Л. Рыбальчен-ко, «Маргинализация русского человека вернула понимание пограничности человека, положение между природой и культурой, индивидуальный человек оказался не в контексте выстроенной человечеством социальной культуры, а в экзистенциальной ситуации поиска способа существования в бытии, для чего экзистенциально значимым стало познание самого бытия» [16, с. 111].

Королёв — человек, не имеющий корней: он вырос в детском доме, поэтому лишен семьи. Вся его жизнь проходит в попытках зацепиться за реальность, обосновать для себя самого необходимость жить. Сначала его увлекают точные науки, которые приводят Королёва в физико-математический интернат и затем в МФТИ. Однако распад СССР и наступившая следом эпоха вдребезги разбивает наметившийся жизненный путь советского инженера-физика.

Самым страшным оказывается не столько потеря каких-то материальных перспектив, сколько пустота, внезапно пришедшая на место прежних идеалов.

В. Пустовая совершенно справедливо отмечает, что автор описывает не «бегство от.», а «странствие к.». Через социальную проблематику, подчеркнутую маргинальным положением главного героя, мы выходим на трансцендентный уровень произведения, где осуществляется поиск высшего смысла: «Откровение “Матисса” внятно читателю. Роман выражает тоску общества по обновлению и свободе, так неоднозначно реализовавшуюся в 90-е, жертвой которых ощущает себя герой: “спазм пространства” в “Матиссе” — не галлюцинация физика Королёва, а реально переживаемая им ловушка, теснота социальных отношений. В этой тоске по обновлению и рождается новое мироощущение. Гармония восстанавливается, осколки мира вос-

соединяются, герой обращается к Богу: “Озаренный… он сидел на лежанке и свободно думал

о проблеме осиянности: незримой очеловечен-ности пейзажа. О том, что по ту сторону все же есть Бог”» [15, с. 46].

Таким образом, от спасительного бегства героя 70-х годов в маргинальный мир, свободный и независимый от условий жизни и смыслов, навязанных тоталитарным государством, к внутреннему, духовному преодолению своей социальной маргинальности героем начала XXI века -таков путь творческих исканий, литературной эволюции, который открывается даже при довольно беглом взгляде на русский литературный процесс конца XX — начала XXI века через призму вопроса о маргинальном герое.

Меняющаяся концепция мира, «архитектоника мира» [12] неизбежно влечет за собой, как уже установлено в литературоведении, изменение «мотива поступка литературного героя» [10].

Список литературы

1. Абашева М.П. Литература в поисках лица. Пермь, 2001.

2. Андеграунд // Словарь литературоведческих терминов / сост. С.П. Белокурова. СПб., 2007.

3. Архангельский А. Где сходились концы с концами // Дружба народов. 1998. № 7. С. 82-88.

4. Гурин С.П. Маргинальная антропология. Саратов, 2000. 237 с.

5. Ерофеев В. Москва — Петушки. М., 1999. 154 с.

6. Латынина А. Легко ли убить человека? Литература как великий вирус: [Отклик на роман В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»] // Лит. газ. 1998. № 17. С. 10-17.

7. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: в 2 т. Т. 2. 1968-1990. М., 2003. 235 с.

8. Липовецкий М.Н. Растратные стратегии, или Метаморфозы «чернухи» // Новый мир. 1999. №9 11. С. 193-210.

9. Маканин В.С. Андеграунд, или Герой нашего времени. М., 1999. 354 с.

10. Николаев Н.И. Литературный герой в мире его поступка // Дискуссия. 2012. № 3(12). С. 173-176.

11. Николаев Н.И. У истоков новых русских литературных представлений о «счастье» и «удаче», «службе» и «служении» («Фортуна» Н.А. Львова) // Вестн. Помор. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2008. № 4. С. 87-94.

12. Николаев Н.И., Нехлебаева Н.А., Шестакова Е.Ю. Русский литературный герой в контексте этических исканий XVIII — XIX веков: моногр. началаХХ1века

17. Семыкина Р.С. Достоевский Ф.М. и русская проза последней трети ХХ века: автореф. дис. … канд. фи-лол. наук. Екатеринбург, 2008. 37 с.

18. ЧернякМ.А. Маленький словарик про большую книгу // Библ. дело. 2011. № 8(146). С. 4-9.

References

1. Abasheva M.P. Literatura vpoiskakh litsa [Literature in Search of Individuality]. Perm, 2001.

2. Andegraund [Underground Art]. Slovar ’literaturovedcheskikh terminov [Dictionary of Literary Terms]. Comp. by Belokurova S.P. St. Petersburg, 2007.

3. Arkhangel’skiy A. Gde skhodilis’ kontsy s kontsami [When the Story Hung Together]. Druzhba narodov, 1998, no. 7, pp. 82-88.

4. Gurin S.P. Marginal’naya antropologiya [Marginal Anthropology]. Saratov, 2000. 237 p.

5. Erofeev V Moskva — Petushki [Moscow — Petushki]. Moscow, 1999. 154 p.

6. Latynina A. Legko li ubit’ cheloveka? Literatura kak velikiy virus: (Otklik na roman V. Makanina “Andegraund, ili Geroy nashego vremeni”) [Is It Hard to Kill a Person? Literature as a Great Virus: (Comments on V. Makanin’s Novel “Underground, or The Hero of Our Time”]. Literaturnaya gazeta, 1998, no. 17, pp. 10-17.

7. Leyderman N.L., Lipovetskiy M.N. Sovremennaya russkaya literatura: 1950-1990-e gody: v 21. T. 2. 1968-1990 [Modern Russian Literature: 1950s — 1990s: In 2 Vols. Vol. 2. 1968-1990]. Moscow, 2003. 235 p.

8. Lipovetskiy M.N. Rastratnye strategii, ili Metamorfozy “chernukhi” [The Strategies of Spending, or Metamorphoses of Gloomy Stories]. Novyy mir, 1999, no. 11, pp. 193-210.

9. Makanin V.S. Andegraund, ili geroy nashego vremeni [Underground, or The Hero of Our Time]. Moscow, 1999. 354 p.

10. Nikolaev N.I. Literaturnyy geroy v mire ego postupka [The Literary Hero in His Action World]. Diskussiya, 2012, no. 3 (12), pp. 173-176.

11. Nikolaev N.I. U istokov novykh russkikh literaturnykh predstavleniy o “schast’e” i “udache”, “sluzhbe”

i “sluzhenii” (“Fortuna” N.A. L’vova) [At the Root of the New Russian Literary Ideas of “Happiness” and “Success”, “Duties” and “Service” (“Fortune” by N.A. Lvov)]. VestnikPomorskogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye i sotsial’nye nauki, 2008, no. 4, pp. 87-94.

12. Nikolaev N.I., Nekhlebaeva N.A., Shestakova E.Yu. Russkiy literaturnyy geroy v kontekste eticheskikh iskaniy XVIII -XIXvekov Ch. 1. Arkhitektonika mira postupkov literaturnogo geroya pervoy treti XVIII veka [Russian Literary Character in the Context of the Ethical Pursuits in the 18th — 18th Centuries. Part 1. Architectonics of the World of Literary Character Actions in the First Third of the 18th Century]. Arkhangelsk, 2009.

13. Nikolaev N.I., Khramtsova M.V. Marginal’nyy mir i geroy v russkoy literature XVIII veka [Marginal World and Character in Russian Literature of the 18th Century]. Diskussiya, 2014, no. 2 (43), pp. 138-142.

14. Pavlidis P. Lichnost’ v postmodernistskom vospriyatii. K protivorechiyam sovremennogo obrazovaniya [Personality in Postmodern Perception. To the Contradictions of Modern Education]. Innovatsii v obrazovanii, 2005, no. 6, pp. 55-64.

15. Pustovaya V. Krupitsy tverdi [Grains of the Earth]. Voprosy literatury, 2010, no. 4, pp. 43-52.

16. Rybal’chenko T.L. Verbal’nyy, vizual’nyy i zvukovoy yazyki poznaniya ontologii v romane A. Ilichevskogo “Matiss” [Verbal, Visual and Sound Languages of Ontology Cognition in Matisse by A. Ilichevsky]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Filologiya, 2012, no. 4 (20), pp. 98-114.

17. Semykina R.S. Dostoevskiy F.M. i russkaya proza posledney treti XX veka: avtoref. dis. kand. filolog. nauk [F.M. Dostoevsky and Russian Prose of the Last Third of the Twentieth Century: Cand. Philol. Sci. Diss. Abs.]. Yekaterinburg, 2008. 37 p.

18. Chernyak M.A. Malen’kiy slovarik pro bol’shuyu knigu [A Small Dictionary About a Great Book]. Bibliotechnoe delo, 2011, no. 8 (146), pp. 4-9.

Vorobyeva Ekaterina Sergeevna

Postgraduate Student, Humanitarian Institute, Severodvinsk Branch of Northern (Arctic) Federal University named after M. V. Lomonosov (Severodvinsk, Russia)

MARGINAL CHARACTER IN THE RUSSIAN LITERATURE OF THE LATE 20th — EARLY 21st CENTURIES

Modern Russian science has only recently turned to the concept of marginal person and the problem of marginalization, which evolved in the l930s. Literary history can hardly be separated from the various spheres of social life, in particular from sociology, as these two seemingly opposite branches of scholarship study the same object: people and society.

One can suggests that marginal character appears in the era of great social change and is used in literature to explain them. The current period in Russian history (late 20th and early 21st centuries) can obviously be reckoned among such transitional phases.

The prose of the period under study is of particular interest due to the fact that we are directly observing the reality and can already see the changes taking place in literature. This paper focuses on the marginal character in modern Russian literature and studies his evolution from the 1970s to 2000s. The author analyzed three most significant works of this period, having the social status of their characters in common: Moscow — Petushki by V. Erofeev, Underground, or The Hero of Our Time by V. Makanin and Matisse by A. Ilichevsky. The direction of evolution is determined by the transforming concept of the world, changing the literary character’s motives.

The quest for inspiration in modern Russian literature begins with the character of the 1970s escaping into the marginal world, free and independent of the conditions of life and the values imposed by the totalitarian state, and results in an inner, spiritual overcoming of his social exclusion in the early 21st century.

Keywords: modern Russian literature, literary character, marginal person, postmodernism, motive of action, underground art.

Контактная информация: адрес: 164500, г. Северодвинск, ул. Карла Маркса, д. 36;

e-mail: [email protected]

Рецензент — Владимирова Н.Г., доктор филологических наук, профессор кафедры зарубежной филологии и историко-сравнительного языкознания института гуманитарных наук Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта (г. Калининград).

Интерпретация маргинальности в русской литературе 2000-х годов

От редакции: Благодарим Александра Житенева — автора книги «Палата риторов: избранные работы о поэзии, исповедальном дискурсе и истории эмоций» (Воронеж: Наука-Юнипресс, 2017) — за любезно предоставленную возможность публикации главы из этой работы.

В разговоре об аксиологической логике литературы определяющее значение имеет факт «санкционирования ценности», коллективной легитимации определенной модели творчества, которая складывается из множества частных мнений и критических разборов [1]. При этом особый интерес представляют случаи появления художественных феноменов, «санкционирование» которых принципиально затруднено — в силу того, что они нарушают базовое условие литературного поля — «соблюдение правил игры», встроенность в некий общий «конфликт дефиниций», в борьбу за «литературную легитимность» [2].

Фрагментированное литературное поле допускает сосуществование разных ценностных систем, однако всегда возможно появление фигур, неприемлемых для большинства. История литературы знает целый ряд практик и поведенческих моделей, отрицающих общепринятые представления о границах литературы как таковые. Запрет на определенные стилевые ориентиры, темы или формы авторского поведения наиболее отчетливо обнаруживается в феномене литературной маргинальности.

Как указывалось исследователями, «маргинальность — мировоззренческий и художественный феномен переходных эпох, суть которого состоит в смене аксиологических и художественных приоритетов. Основанием для ее реализации становится плюрализм как универсальная характеристика мировосприятия. <…> Маргинальность, реализованная в пределах художественного текста, может быть рассмотрена на разных уровнях: антропологическом, жанровом, общекультурном» [3]. К этому набору уровней можно добавить еще один — коммуникативный, связанный с утверждением/отрицанием ценности маргинального текста, с конфликтностью его «санкционирования». В этой связи представляется полезным обратиться к понятию «коммуникативного признания». Если исходить из того, что в современном обществе ключевую роль играют медийные взаимодействия, а ценность человека определяется количеством и важностью проходящих через него контактов, то маргинальность можно соотнести с качествами, обусловливающими непринятие в разговор, отказ признать в собеседнике «коммуникативную субъектность, право и способность на коммуникацию» [4].

Обращение к материалам литературной критики 2000-х годов, связанной с модернистской художественной практикой, позволяет сделать выводы о противоречивости оценки литературной маргинальности в контексте «коммуникативного признания».

Прежде всего следует отметить, что маргинальные или экзотические [5] художественные практики прочитываются на фоне культуры «инфотэйнмента», ориентированной на поверхностное развлечение и эксплуатацию напряженного нетерпения [6]. Предметом интереса оказываются те художественные языки, которые в принципе исключают облегченную рецепцию — не только в силу сложности, но и в силу неконвенциональности высказывания, нарушения самых очевидных читательских ожиданий.

Как замечает М. Степанова, медиатизация предполагает сжатие культуры в точку здесь-и-сейчас, вовлечение рецепции в «круговорот “хочу”, “могу” и “получаю”». Читатель-пользователь жаждет развлечений, и в центр общего интереса выдвигаются «сила, успех, неожиданность, мощь». Герменевтика текста становится герменевтикой удовольствия; в широкий обиход входит предвзятое, «редактирующее чтение». Этому соблазну трудно противостоять, поскольку с ним связано не только «обмеление, опрощение», но и иррациональная тяга к словесному великолепию, к «нарядной, носимой напоказ сложности». Эстетизации «силы», «радикализму средств и задач» непросто найти альтернативу, и ей кажется производство «неуютного, неприменимого в быту, социально неприемлемого» [7].

«Нарочитое ускользание от определяемости — не только однозначности трактовок, но и четкости структуры» [8] оказывается универсальной характеристикой качества литературного текста. В заметках И. Гулина идеальный объект рецепции — текст с ускользающим кодом, «предельно субтильная литература, проза слабых чувств и малых вещей» [9]. Завороженность тем, что избегает дешифровки, определяет стойкий интерес к фрагменту, к бесконечному самоуточнению, к тексту-«траектории» [10] и т.п.

Поиск «иного» ведется в значительной мере с оглядкой на опыт прошлого. Критику, так или иначе интересующуюся маргинальными феноменами, занимает альтернативная история: неосуществленные, отвергнутые, гипотетические линии литературного развития. «История, в том числе история литературы, — замечает А. Скидан, — пишется победителями. Поэтому необходимо “чесать историю против шерсти, вновь и вновь пытаться вырвать традицию у конформизма” [внутри цитаты приводится фраза В. Беньямина. — А.Ж.]. И сподвигнуть на это способны не триумфаторы, а “проклятые”, инакопишущие, те, чье письмо выходит за пределы актуального порядка истины, преодолевая рамки социальных, логических, языковых норм и подвергая пересмотру границы и само понятие литературы. В чем, собственно, и заключается (их) современность» [11].

Фактическое отождествление «инаковости» и «современности» в приведенной цитате более чем красноречиво. В этом контексте вполне объяснимым оказывается тяготение современной критики к «экстремумам» маргинальности, к литературным затворникам, презиравшим всякий «флер преуспевания» [12]. Типологически слагаемые так понятой маргинальности складываются в образ полностью «закрытой» практики, связанной с нетранслируемым опытом и исключающей как полноценное понимание, так и какое-либо развитие.

Как полагает А. Скидан, одним из критериев подлинности высказывания оказывается «танатологический драйв»: поэт — «чужестранец», обращенный к «изнанке языка и вещей», и каждое его стихотворение — это «изгнание из мира» [13]. В поле внимания критика находятся «смертоносные литературные машины», перемалывающие все и вся. «Миссионерский, мученический пафос пишущего» отступает на второй план перед «семантической катастрофой», когда записи не знают никакого «катарсиса, пусть даже негативного» [14]. Типологически близким образом обозначает предельные координаты и М. Степанова. Текст, написанный в «состоянии продленной смерти», обретает совершенно особые качества: «Там отменяется слово. С него снимается, как кожура, смысловой ореол; происходит что-то вроде умножения на ноль: любое слово может быть соединено с любым другим, потому что в сочетании все они дают одно и то же. <…> Все вещи значат одно: прощание, исчезновение, другое. Повторить это самостоятельно нельзя. То есть можно — но для этого нужно прожить тот же экзистенциальный опыт» [15].

Тем самым можно отметить еще один парадоксальный ход: маргинальность не только оказывается мерой оценки литературного текста, но и выступает критерием, позволяющим составить представление о том, что исключено сегодня из круга «коммуникативного признания». Этот нюанс с наибольшей отчетливостью выражен в ряде эссе М. Айзенберга. Слово, осваивая новую реальность, по Айзенбергу, ставит поэта в положение «беженца», для которого «растерянность — норма, единственно возможный способ собраться вновь» [16]. «Необъяснимое» — то, без чего поэзия невозможна; это «вещество жизни в разрывах ее материала» [17]. «Выход по ту сторону литературы» [18] видится в этой связи главным, если не единственным, ресурсом эстетической новизны. Различие между «стихами» и «ну, стихами» связывается с тем, что первые предполагают «возможность оказаться на новом месте» [19]. Апология речи, созданной «резкими ножевыми движениями», помещает в фокус интереса «луддита, разрушителя машины письма» [20].

Важно отметить, что этот интерес к предельности художественного высказывания крайне мало или совсем не распространяется на современные литературные практики; позиция маргинала в ее классическом виде рассматривается как утратившая под собой бытийные основания. Об этом весьма отчетливо говорит в своем интервью Д. Волчек, издательская практика которого, по крайней мере, в некоторой своей части, ориентирована на введение в читательский обиход «опасных книг»: «Меня интересуют иконокласты и аутсайдеры, но не сегодняшние, потому что больше нет запретов, а из тех времен, когда культура была опутана цензурными цепями. Бунт, но в прошедшем времени. Книги, которые продавались из-под прилавка, которые прятали, когда появлялся жандарм. Книги, которые отказывались набирать в типографиях, книги, которые изымали на таможне. Дикие, опасные книги. Книги, без которых не было бы нашей свободы» [21]. Аутсайдерская идентичность в дне сегодняшнем закреплена в большей степени за фигурой реципиента: «У меня есть такое представление об идеальном читателе: это панк или эмо, он живет где-нибудь в аду, затерян в Сибири, наполовину закопан в снег и почти не шевелится, как герой Беккета, мир ему ненавистен, и вдруг он видит в Интернете наш каталог <…> Видит и думает: не буду пока резать вены — может, жизнь не так ужасна» [22].

Маргинальность как феномен, связанный с пересмотром параметров литературности, в современном контексте фактически рассматривается в двух различных режимах. Во-первых, с маргинальностью связывается деструкция обратной связи: содержание феномена сужается в этом случае до добровольной «геттоизации», ограничения смысловых валентностей, крайней избирательности литературных контактов. Во-вторых, маргинальность может быть соотнесена с изъятием себя из ценностной иерархии: с отказом от деятельного участия в литературной жизни, с уклонением от заявлений оценочного характера. И в том, и в другом случае фактически речь идет об изменении самой структуры маргинального сознания, утрачивающего претензию на радикализм. Существенно и другое: «коммуникативное признание» в этой ситуации оказывается обращено не от сообщества к маргиналу, а от маргинала к сообществу. Маргинальность становится не практикой изоляции, а практикой аскезы, добровольного отлучения себя от литературного мира. Эта инверсия смысла отчетливо прослеживается в критике.

Оба случая на разном материале достаточно полно описаны И. Гулиным. Наиболее любопытной для критика темой, связанной с рецепцией, оказывается ситуация «признания-непризнания», половинчатого успеха, балансирования между полюсами безвестности и статусности. С ней зеркально соотнесена коллизия утраты «центральных» позиций, ухода писателя из резонансного поля. Главное, что привлекает в ситуации нарушения «маргинальной аскезы», — эффект грандиозного открытия, вынуждающего пересмотреть системные связи в рамках актуального литературного канона: «Появление рассказов Гаврилова <…> заполняет ряд важнейших зияний и немедленно открывает столько же зияний новых, оно заставляет полностью пересмотреть структуру русской литературы последнего времени» [23].

Парадокс первой — не первой книги ставит читателя в условия, когда он вынужден перестраиваться по ходу чтения: «По сути, “Гипноглиф” — первая настоящая книга писателя, существующего в литературе уже пятнадцать-двадцать лет. <…> Небольшой сборник, по идее долженствующий стать новым этапом писательской биографии <…> возникает как начало-середина разговора» [24]. Это «фрустрирующий» режим восприятия: то, что прочитано, «написано не для тебя». У «пропущенного писателя» «слово, не имея возможности быть направленным наружу, к людям, направляется внутрь, к себе»; «язык начинает работать как инструмент <…> обозначения границ, отделяющих человека от остального мира» [25].

Для И. Гулина ли не предельный случай такого рода — проза Н. Байтова: «Один из главных моментов, которым живет эта проза, — чувство неузнавания. Речь тут о несовпадении с любым ожиданием, будь оно повествовательное, бытовое или интеллектуальное. <…> В каждом рассказе читатель обнаруживает, что его опыт тут неприменим. Эти тексты не говорят ему “что-то еще” вдобавок к чему-то уже известному» [26]. Чистая акоммуникативность, исключающая всякий диалог, совершенно «закрывающая» текст для рецепции, полагает Гулин, производна не от его маргинальности, а от его бессобытийности: «Кажется, <…> это книжка [“Триптих” С. Соколова. — А.Ж.], которая не хочет быть прочитана. В самой ее организации заложена невстреча с читателем» [27].

Уход писателя в себя рассматривается в паре с опытом моделирования локальных литературных сообществ. В этой связи заходит речь об адресации текстов узкому кругу, о «хоровых» эффектах, создаваемых дружеской средой, о попытках целенаправленного выстраивания «маргинального» литературного канона — как правило, сочетающих «претензию на абсолютность» с «крайней субъективностью»: так, О. Юрьев, по Гулину, «всегда безапелляционен, часто высокомерен и презрителен, а иногда полон ненависти ко всему чужому, исключенному из кропотливо созданного личного канона. Ненависти — такой же сильной, как любовь к “своему” — к главным стихам, главным авторам. Эти “главные” — не совсем те, кого “культурный читатель” привык таковыми считать» [28]. О том, насколько этот опыт самолегитимации отличен от опыта «маргинальной аскезы», можно заключить из эссе М. Степановой о поэзии Л. Шваба: «Шваб, кажется, делает все, чтобы избежать погружения — так давно и последовательно, что это пора счесть стратегией — поэтикой и политикой отказа. <…> Логикой невовлеченности и неприсоединения определяется многое: неучастие в литературной политике, отказ от теоретического высказывания, сама негромкость и ненавязчивость его присутствия в словесности» [29].

«Санкционирование ценности» в современном контексте оказывается, тем самым, неустойчивым, поскольку поле согласия, в котором это санкционирование происходит, разъято на несоотносимые сегменты, а представления о центре и периферии лишены аксиологической определенности. В условиях, когда универсальная система координат невозможна, маргинальность оказывается зависимой от условий, заданных контекстом восприятия. Это в большей мере элемент автометаописания, нежели реальный фактор творческой самоидентификации.

 

Примечания

1.

Поспишил И. Проблема ценности в литературе и литературоведении // Revitalizace hodnot: umění a literatura. Brno: Tribun EU, 2013. C. 354, 360.

2.

Бурдье П. Поле литературы // URL: http://bourdieu. name/content/burde-pole-literatury

3.

Тернова Т. Феномен маргинальности в литературе авангарда первой трети XX века: Автореф. дис. … докт. фил. наук. Воронеж, 2012. С. 4.

4.

Лехциер В. Вступление в разговор: Заметки о коммуникативном признании // Вестник СамГУ. 2014. № 5 (116). С. 41.

5. «Неестественные» и «необычайные», репрезентирующие иное и потому связанные с «познавательной динамикой, направленной и от себя, и к себе». —

Геллер Л. К описанию экзотизмов. Предложения // Филологические записки. Вып. 27. Воронеж, 2008. C. 19.

6.

Зверева В. Представление реальности в информационных телепрограммах стилистики infotaintment // Синий диван. Вып. 14. М.: Три квадрата, 2010. C. 238.

7.

Степанова М. Один, не один, не я. М.: Новое изд-во, 2014. С. 29–30.

8.

Гулин И. Съезд победителей // URL: http://www.kommersant.ru/doc/1521728

9.

Гулин И. Проза исчезания // URL: http://www. kommersant.ru/doc/2400960

10.

Гулин И. Н. Байтов. Думай, что говоришь // URL: http://os.colta.ru/literature/events/details/24104/

11.

Скидан А. Сумма поэтики. М.: Новое лит. обозрение, 2013. С. 11.

12. Там же. С. 173.

13. Там же. С. 175.

14. Там же. С. 147.

15.

Степанова М. Один, не один, не я. М.: Новое изд-во, 2014. С. 192.

16.

Айзенберг М. Человек рассеянный // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/130/details/7231/

17.

Айзенберг М. Действующее лицо // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/130/details/33147/?expand=yes#expand

18.

Айзенберг М. По ту сторону литературы // URL: http://archives.colta.ru/docs/14808

19.

Айзенберг М. Народные промыслы // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/130/details/21090/?expand=yes#expand

20.

Айзенберг М. Китайская грамота // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/130/details/15211/?expand=yes#expand

21.

Дмитрий Волчек: «У монстра нет ни вкуса, ни совести, а у нас они есть» // URL: http://os.colta.ru/literature/names/details/17402

22. Там же.

23.

Гулин И. Слово после сала // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/20135/details/20446/?expand=yes

24.

Гулин И. В середине разговора // Русская проза. Вып. В. СПб.: ИНАПРЕСС, 2013. C. 547.

25.

Гулин И. Слово после сала // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/20135/details/20446/?expand=yes

26.

Гулин И. Н. Байтов. Думай, что говоришь // URL: http://os.colta.ru/literature/events/details/24104/?expand=yes#expand

27.

Гулин И. Смертью изящных // URL: http://os.colta.ru/literature/projects/30291/details/32247

28.

Гулин И. Общество тайных классиков // URL: http://www.kommersant.ru/doc/2509165

29.

Степанова М. Один, не один, не я. М.: Новое изд-во, 2014. С. 196–197.

Источник: Житенев А. А. Палата риторов: избранные работы о поэзии, исповедальном дискурсе и истории эмоций. Воронеж: Наука‐Юнипресс, 2017. С. 98–105.

«В русской литературе счастливая любовь — нестандартная ситуация»

Есть, например, такой русский топос: жалость — это любовь, не «люблю», а «жалею». Разве нет у него соответствия, скажем, в «Отелло», где Дездемона полюбила Отелло за муки, а он её — за состраданье к ним?

Есть, конечно. Вообще так вот взять и жёстко противопоставить русскую культуру европейской невозможно, потому что она — и пусть в меня плюют кто хочет чем хочет — производная от неё. Не вторичная, но производная. Заимствованы очень многие мысли, контексты, герои, характеры, метафоры и так далее. Жалость, о которой вы говорите, восходит к абсолютно русской идее доброты, которую европейцы не понимают. Ну попробуйте на каком-нибудь европейском языке сказать фразу «он добрый» или «она добрая». Вам придется говорить: милый, симпатичный, человеколюбивый. Короче говоря, я готова услышать ваше предложение, как перевести слово «добро» — иррациональное этическое состояние, — чтобы у вас получилось не «благо».

А английское kind нам не подойдёт?

Нет. Английское kind — совсем не «добрый». Что такое «добрый»? Это не милый, не симпатичный, а это человек, доходящий до вершин апрагматики. Это человек, который отдаст последнее, простит ублюдка, поднимет из лужи своего мужа-алкоголика. В этом есть ещё большая жертвенность, добрый человек  жертвует собой. Короче говоря, про это у меня есть научная книга «Ментальность в зеркале языка», где я сопоставляю, по-моему, 50 или 100 узловых понятий русской и европейской культур на примере французского языка. Несмотря на то что и мы, и европейцы — христиане, наше понятие добра по отношению к их понятию добра — совершенно другая история.

Обратите внимание, что в русской литературе, например, нет счастливой любви. Ну то есть мы можем сказать, что Кити и Лёвин, да, что ещё? Как относиться к тому, что происходило с Татьяной Лариной — можно ли считать, что у неё судьба хорошо сложилась? Хорошо ли ей было за генерала-то пойти? Не знаю. Это совершенно не случайная история: мы можем сейчас с вами устроить мозговой штурм и наковырять два-три примерчика, но счастливая любовь — это нестандартная ситуация для русского контекста. 

«Старосветские помещики», например.

Ну например, да. Но количество трагедий в изображении любовных отношений перевесит в разы. Потому что любовь — это испытание, потому что ничего для себя, потому что апрагматичная, тяжёлая жизнь, потому что судьба. Слово «судьба», частью которой является понятие любви, — в этом мы тоже отличаемся от европейцев. У европейцев судьба — фортуна, связана с профессиональным успехом. Брак рассматривается как элемент судьбы у русских, у европейцев — нет. Так вот, эта судьба, она что — злодейка, индейка? Судьба играет против человека. Она, конечно, бывает счастливой, может улыбнуться, но плохих-то контекстов намного больше.

«Уроки русской любви» начинаются со сказок. При этом историки культуры нам часто говорят, что современные наши представления о любви восходят к сентименталистской и к романтической эпохам. То есть до Карамзина чувственной любви нету в русской литературе. Они правы или неправы?

Правы, правы. Смотрите, само по себе слово «роман» обозначает что? Обозначает романский жанр, римский. Это жанр европейский. Что такое роман в европейском понимании? Много что, но в том числе и история любви. Базовые клише, представления о том, как писать о любви, — они всё-таки оттуда.

Что такое романтизм? Романтизм — это эгоизм, атеизм, который вырос на почве того, что человек теперь слишком много о себе понимает. Ему интересно, он хандрит или он тоскует. Поэтому подробные описания чувств в русской литературе, конечно, происходят из сентиментализма. Другое дело, что они развиваются в свою сторону. В сторону чёрного мрака и фатализма. Как можно одним словом охарактеризовать русскую любовь? «Не судьба», вот. Вот этот поворот — он уже, так сказать, глубоко национальный.

Маргинальное чтиво: что и почему читает современная «интеллигенция»

Еще одна тенденция, которую подметил Михаил Соколов, — зависимость вкусов от возраста: «Складывается впечатление, что с возрастом люди в России в целом начинают смотреть на чтение, прежде всего, как на форму рекреации (отдыха, — прим. Indicator.Ru), а не на средство систематического повышения своего «культурного уровня». Поэтому среди 25-30-летних Достоевский популярнее Акунина, а среди 55-60-летних — наоборот. В 55 люди ощущают, что программу по утверждению своей культурности они выполнили. Тем не менее есть ведь очень разные способы отключить мозги. Скажем, и Акунин, и Донцова служат этим целям, но служат они при этом разным людям. Акуниным, похоже, заканчивают те, кто начинал с Маркеса».

«Об исследованиях, открытиях и прочем речи не идет»

Неожиданный выбор литературы преподавателями вузов, учителями и врачами можно объяснить их общей загруженностью: когда человек устает на работе, ни на какие интеллектуальные виды досуга у него уже не остается сил. Евгения Вежлян отмечает две основные проблемы, которые могли бы объяснить подобный выбор со стороны учителей литературы, с которыми она больше общается по профессиональным причинам: «Первая — это, конечно, то, что эта сфера жизни так устроена, что человек действительно в силу своей занятости, забитости, усталости может скатиться к каким-то непритязательным культурным запросам. Есть, конечно, энтузиасты современной литературы или, наоборот, классического чтения, но им это приходится делать с героическим усилием. Вторая проблема — сама среда, которая не стимулирует к тому, чтобы иметь дополнительную эрудицию».

Автор работы также отдельно прокомментировал тот факт, что преподаватели вузов читают массовую, а не элитарную литературу. Он признает, что их загруженность при необходимости вычитывать сотни аудиторных часов в год (часто в нескольких вузах), «заполнять бесчисленные формы и публиковать научные статьи (или делать вид, что публикуют научные статьи), конечно, может объяснять, почему им не до культурного роста над собой». Но есть и причины более общего характера: на самом деле, стереотип об идеальном университете, где преподает и учится интеллектуальная элита, давно устарел: в наши дни 70% молодых людей получает высшее образование.

«Если мы не берем отдельные выдающиеся университеты или даже отдельные выдающиеся факультеты внутри выдающихся университетов, нормальный российский вуз представляет собой продолжение школы. Преподаватели вычитывают курсы по не ими написанным учебникам и худо-бедно следят за тем, чтобы студенты их освоили. Это в чистом виде ретрансляция знания, не производство. И в этом смысле неудивительно, что преподаватели походят на других профессиональных ретрансляторов — учителей. Содержание их работы, профессиональный этос те же самые. И там, и там происходит освоение шаблонов, просто теперь узкоспециализированных. И, кстати, затыкание дыр, оставленных на прошлом уровне, что дополнительно сближает преподавателя и учителя. Об исследованиях, открытиях и прочем речи не идет».

Именно этим социолог Михаил Соколов объясняет высокий процент плагиата в работах преподавателей, который постоянно находит «Диссернет»: для таких профессоров написание диссертации — единственное в их жизни подобие «самостоятельного исследования». И они даже не знают, с какой стороны подступиться к этой работе.

«Оно нам явно о чем-то говорит, но, возможно, не о том, о чем мы спрашиваем»

Что же дают нам эти выводы? По мнению Евгении Вежлян, это исследование не может дать нам полного понимания того, кто на самом деле относится к интеллигенции: «Оно нам явно о чем-то говорит, но, возможно, не о том, о чем мы спрашиваем. Особенно учитывая изменения, которые произошли и в структуре занятости, и в структуре каналов информации за последние 25 лет».

Тем не менее она считает полученные данные очень ценными, хотя и не полными. Для ответов на возникшие вопросы она предлагает рассмотреть проблему с другой стороны: «Было бы очень интересно дополнить его результаты, проведя качественное исследование в том же поле. Например, взять типичных представителей этой выборки, поговорить с ними, посмотреть на их читательские стратегии более пристально, понять, что мотивирует данного респондента. Могут найтись интересные расщепления внутри групп, несоответствия. Есть еще какие-то маргинальные группы читателей, которые тоже интересны, но в силу концептуализации методов этого исследования (это не указание на недостаток, а просто уточнение) не будут в нем представлены».

На вопрос, не могут ли выводы исследования послужить основанием для развития снобизма, автор ответил так: «Видя результаты, читатель может сам решить, хочет ли он принадлежать к той группе, в которой оказался, и если нет, то что надо читать, чтобы стать ближе к какой-то другой социальной категории. В этом смысле подобное исследование скорее должно служить размыванию границ. Если прежде люди могли не знать, как их вкус становится основанием для категоризации, то теперь они осведомлены об этом и могут принять решение сознательно».

Евгения соглашается с этим мнением и добавляет, что снобизму в наше время противопоставлена позиция популяризаторства, которое касается и хорошего чтения. Теперь уже «не модно» владеть знаниями в узком кругу, презирая тех, кто ими не обладает. Наоборот, люди склонны делиться знаниями с другими.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram.

Маргинальная литература: chuprinin — LiveJournal

От лат. margo – край, граница (франц. marginalisme, англ. marginalism)

Это словосочетание редко попадает в литературные энциклопедии, хотя поминают его буквально на каждом шагу. О маргинальности, то есть о периферийности, удаленности от доминирующей тенденции, говорят применительно и к авангарду, и к коммуно-патриотической, наивной, женской или гей-литературам, а в последнее время все чаще применительно к тому, что раньше вообще было идентифицировано со словесностью, а теперь требует уточняющего эпитета — качественная литература. Маргинальными – в зависимости от личной позиции оценщика – предстают и типы литературы (например, фантастика, фэнтези), и жанры (в диапазоне от новомодных для России хайку до старозаветных сонета или пьесы в стихах). В положении ad marginem, на краях, естественном для писателей-альтернативщиков, могут оказаться и современные классики, (например, Анна Ахматова в 1930-е, Андрей Платонов в 1950-е годы, Александр Межиров и Виктор Соснора сегодня), и дебютанты, и целые направления, либо исчерпывающие, либо только начинающие свою литературную судьбу.
Причем, как показывают приведенные выше примеры, оценка в координатах «доминирование – маргинальность» свидетельствует не столько о реальном литературном весе того или иного писателя, того или иного художественного явления, сколько об отношении к ним современников, связанных незримым договором о том, что в данной исторической ситуации считать магистралью, а что проселком, боковыми тропками.
Поэтому понятие маргинальности имеет какой-то смысл лишь при подходе к литературе как к динамично и конфликтно развивающемуся процессу, утрачивая этот смысл при взгляде на словесность как на некое мультилитературное пространство, где в принципе не работают представления о «центре» и «периферии» и где творческие явления развиваются согласно своей внутренней логике, а никак не логике ожесточенной литературной борьбы.
Пока еще не в теории, но на практике этот взгляд с позиций мультилитературности явно побеждает. Былая эстетическая избирательность и нетерпимость трансформируется в снисходительно равнодушную политкорректность: пусть, мол, расцветают сто цветов или, если угодно, всякая блоха неплоха, все черненькие, и все прыгают. Что влечет за собою и перемены в самоощущении писателей, либо сознательно выбравших роль маргиналов, либо смирившихся с нею. Изгои и безумцы в прошлом, теперь они оцениваются как вполне законные представители той или иной из множества субкультур, и золотое клеймо неудачи все чаще сменяет нимб непризнанного гения, для маргиналов по традиции столь естественный и столь престижный – хотя бы потенциально.
Кого-то это амплуа одинокого неудачника, аутсайдера вполне устраивает. Кто-то, протестуя, — как сказали бы Александр Бренер и Барбары Шурц, — против «геттоизации» своей субкультуры, продолжает твердить, что лишь она как раз и является собственно литературой. А кто-то превращается в профессионального бунтаря или провокатора, и разработанная Мищелем Фуко теория подрывного эстетического сознания действительно очень многое объясняет в произведениях, в авторской стратегии таких ни в чем друг на друга не похожих «маргиналов со справкой», как, предположим, Дмитрий Галковский или Баян Ширянов.
Маргиналов принято жалеть или возмущаться ими. И напрасно. У них всегда найдется пусть и узкий, но преданный круг ценителей, ибо, — по верному наблюдению Олега Дарка, — «любителю литературы естественно любить все странное в ней». И за ними, за маргиналами, всегда сохраняется своя, ничем не заменимая роль в культуре. Так как, — сошлемся на авторитетное мнение Юрия Лотмана, — «динамическая система – система, находящаяся в движении, переживающая эволюцию, — не может быть полностью и жестко организованной. Она должна иметь некоторый запас «лишних», избыточных элементов, которые составляют ее структурный резерв. При переформировке системы, перераспределении внутри нее функций избыточное и «лишнее» в предшествующем ее состоянии становится резервом для новых построений».

См.
АМПЛУА ЛИТЕРАТУРНОЕ
ВТОРАЯ ЛИТЕРАТУРА
ДРУГАЯ ЛИТЕРАТУРА
МЕЙНСТРИМ
МУЛЬТИЛИТЕРАТУРА
ПРОВОКАЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ
СТРАТЕГИИ АВТОРСКИЕ
ТАЛАНТ, ГЕНИЙ В ЛИТЕРАТУРЕ

Обсуждение шаблона:пример — Викисловарь

Сделал пульку для отделения индивидуальных примеров, как в виденных мною словарях. Если не нравится, можете вернуть. — Wesha 16:11, 1 июня 2007 (UTC)

Добавил параметров:

• {{{1}}} = текст цитаты;
• {{{2}}} = автор произведения;
• {{{3}}} = название произведения;
• {{{4}}} = год издания;

—213.135.97.132 16:11, 4 июня 2007 (UTC)

Ссылка на Википедию[править]

Эл, а чего ссылку-то убрал? Задумка была, что ткнёт человек на ссылку, и получит основные события того времени. Таким образом легче понять контекст, к чему это было сказано и зачем… Лепота. —213.135.97.132 17:15, 6 июня 2007 (UTC)

Чегой-то криво она работала. Но строго говоря, я вообще против использования каких-то сильно уж конкретных примеров, для понимания которых нужно знать временнОй контекст. Дай бог, словарь будет не один год жить, контексты забудутся… — Wesha 17:21, 6 июня 2007 (UTC)

Может, я слишком старорежимный человек, но ссылки по мелочам на сторонние ресурсы мне кажутся здесь чем-то отвлекающим, ненужным. Возможно, ошибаюсь. Al Silonov 20:51, 6 июня 2007 (UTC)

Ссылок не бывает мало! Если не хочется куда-то идти — не кликайте, но быть ссылки должны. — Wesha 20:56, 6 июня 2007 (UTC)

Ссылок бывает мало, но в данном случае их много. Я имею в виду, что у нас словарь, и ссылки хотелось бы по большей части делать внутренние, на ресурсы Викисловаря, тогда они релевантны. Если же у нас пример с цитатой о слове мимоза, а цитата дается из газеты 1961 г., то что в плане знаний о значении слова «мимоза» даст нам ссылка на полет Гагарина или пленум ЦК КПСС? Al Silonov 21:24, 6 июня 2007 (UTC)

В принципе согласен. — Wesha 23:09, 6 июня 2007 (UTC)

Как это чего даёт? А роль мимозы в социокультурной жизни? Для чего же мы даём ссылки на литературу, «мимозы в заглавиях» всякие… и даже ссылки на википедию… —213. 135.113.162 03:10, 7 июня 2007 (UTC)

Примеры в словарях должны максимально раскрывать основные значения и синтаксические валентности слов. Желательно поэтому, чтобы там не было маргинальных употреблений и чрезмерного фокуса на периферийных смыслах. Ссылки на энциклопедию с помощью шаблона wikipedia теоретически помогают уточнить основной смысл термина. Ссылка на год источника цитаты — дает ложный след, обманутое ожидание (если пример подобран правильно). Я не буду биться насмерть за свою позицию в этом случае, но считаю, что с точки зрения целесообразности и релевантности информации ссылки здесь — вред, распыление, а не дополнение. Al Silonov 09:18, 7 июня 2007 (UTC)

• Прошу восстановить в разделе «источник» ссылку на википедию, как АИ. «ВП» — очень удобно. Вы согласны, что объединение Викисловаря и Википедии является самодостаточным образовательным проектом??? LgeDimitry3 (обсуждение) 08:10, 6 августа 2015 (UTC)
  • А откуда инфа, что ВП=АИ? В некоторых случаях можно воспользоваться w-вариантом указания на источник —Fractaler (обсуждение) 08:39, 6 августа 2015 (UTC)
    • Согласен с коллегой Fractaler. У нас не принято брать в качестве текстовых примеров цитаты из Википедии. —Homo linguas amans 08:41, 6 августа 2015 (UTC).
      • Согласен. Википедия виртуальна и изменчива, как ветер в мае. Вы согласны, что малый ветерок есть часть большого урагана?-)) А большой ураган далеко заносит семена. Так?-))) —LgeDimitry3 (обсуждение) 09:14, 6 августа 2015 (UTC)

1. Старайтесь не приводить в примерах конкретных географических названий, имён, дат и т. п., если только речь не идёт о каком-либо хорошо задокументированном историческом событии.
2. По возможности избегайте примеров, в которых выносится оценка, суждение о ком-либо, даже если вы цитируете чьи-то слова.

А это почему? —213.135.113.162 10:40, 14 сентября 2007 (UTC)

ДА, я бы переформулировал: старайтесь избегать конфликтных, острополитических или социально взрывоопасных тем: неосторожное высказывание может быть воспринято как конкретное мнение сообщества Викисловаря по данной теме, и если это, скажем, Карабах, ситуация в предвыборной борьбе, конфликт по поводу абортов и т. п. — нам это ни к чему. Al Silonov 11:26, 14 сентября 2007 (UTC)

1. Пример должен быть как можно более нейтральным по отношению к реально существующим или существовавшим лицам, странам, религиям, национальным и этническим группам, идеологиям и т. п.

Наверное, сюда не включаются оценки и суждения по поводу идеологий давно минувших лет, и можно включать цитаты, например, с оценкой идеологий СССР и США, времён холодной войны. И наоборот, не стоит включать те, которые на сегодняшний день вызывают острые дискуссии и являются красной тряпкой для одних и способом разжигания ненависти и вызывания розни для других. — Andrew Krizhanovsky 03:48, 21 мая 2009 (UTC)

Несмотря на то, что у нас есть ВС:ПРОТЕСТ, я всё же предпочитаю поберечь чувства читателей, и не провоцировать на вандализм там, где этого можно избежать. А идеологии, даже старые, по-прежнему имеют последователей. — Wesha 21:27, 21 мая 2009 (UTC)

Мне тоже это правило не нравится — в первую очередь из-за ВС:ПРОТЕСТ, во вторую потому что читатель, допустим, увидев критическое предложение по отношению к своей идеологии, всегда может процитировать ласковое предложение и баланс будет. Например, если читатель социалист, а там говорится, насколько плох социализм, он процитирует Ленина или Прудона, если консерватор — Жозефа де Местра, если христианский социалист — Томаса Карлейля и т. д. Здесь конечно исключением являются все репрессивные идеологии такие как колониализм, расизм, пантюркизм, их приверженцам нельзя цитировать апологеты таких заведомо опасных идеологий. Bogorm 21:45, 21 мая 2009 (UTC)

А если таких «неласковых друг к другу» идеологий десяток? И опять же, кто будет утверждать список «приверженцам таких-то нельзя»? Опять получается — «все равны, но некоторые равнее»? Не надо. Нейтральность и еще раз нейтральность. Кстати, Bogorm, пожалуйста, прекратите вставлять цитаты про евреев. Евреи в России/СССР — вообще больное место. — Wesha 21:54, 21 мая 2009 (UTC)

?! В России? Я ожидал бы прочесть такое предупреждение на немецком или польском Викисловаре, но на русском? Евреям же в России ничего плохого за исключением 1942-43 (от рук немцев) не случалось, правда? Жили мирно, значит отчего больное? Но Розанов относится взвешенно к ним, я же не Вейнингера или фон Шëнерера или Пуришкевича цитирую, Розанов где-то пишет об их качествах (изворотливость), на другом месте критикует. .. Bogorm 05:02, 22 мая 2009 (UTC)

Есть ряд людей, которые готовы моментально обвинить вас в антисемитизме при малейшем вашем слове о том, что евреи могут иметь какие-то недостатки. Поскольку такие баталии здесь нам ни в коем разе не нужны, лучше соблюдать в этом вопросе нейтралитет. Тем более, что примеры, которые я привёл в статье, гораздо более иллюстративны, чем ваш. — Wesha 05:54, 22 мая 2009 (UTC)

Это было бы бредом, паранойей со стороны этого ряда людей, мне казалось, что такой опасности только в Германии или Польши, посмотрите, если понимаете по-немецки, как я на 50 килобайт за добавление только трех предложений кучу времени и усилий потерял, чтобы описать роль Израиля в прошлогодней грузинско-югоосетинской войне, все оснащено известными источниками, и наконец, хоть кол на голове теши, удаляют без малейшего объяснения… Ладно, я понимаю вашу озабоченность, если здесь существует та же самая опасность неприятия (скорее: непонимания) величайшего русского классика как Розанова (со стороны тех людей, о которых вы предостерегли меня), улучшу мой исландский, в Исландии нет евреев (или японский, в Японии 0. 0008%), пойду цитировать в исландском Викисловаре. Договоримся так: буду вставлять цитаты, где упоминается о евреях, если встречу какие-то до конца Опавших листьев, преимущественно на страницах обсуждения в разделе Кандидаты в примеры, вы их проверите и если все в порядке, вставите, договорились? Bogorm 09:05, 22 мая 2009 (UTC)

Да не в том дело, Bogorm. Раузмеется, если надо проиллюстрировать неполиткорректный термин, то и цитата — никуда не денешься — будет, скорее всего, неполиткорректной — и про евреев, и про другие национальные/социальные и прочие общности (хотя в примерах на нейтральные термины этого следует избегать). Главное, чтобы примеры наглядно иллюстрировали, а ты часто подбираешь просто понравившиеся тебе фразы, которые этой функции не выполняют как следует. Я тоже, скажем, люблю Булгакова, но цитаты из него привожу не так часто, поскольку понимаю, что можно найти более релевантный пример. —Al Silonov 09:15, 22 мая 2009 (UTC)

Цвет текста примера[править]

Давайте у нас текст примера будет отличаться от текста (автор, произведение, год) по цвету. Тогда, полагаю, примеры будут лучше читаться. Это особенно актуально, когда идёт длинное описание источника, взятого из НКРЯ. Предлагаю автора, название, год сделать чёрными, текст собственно примера оставить зелёным. AKA MBG 09:56, 13 октября 2007 (UTC)

Параметр «Издание=»[править]

Сей параметр не производит видимых изменений статьи «сибирский валенок», т.е. я не вижу слова «Известия», хотя есть код: |Издание=Известия|… Так и должно быть? — AKA MBG 17:17, 18 июня 2008 (UTC)

Параметр называется издание, а не Издание. Осторожно: тут регистр имеет значение. Al Silonov 18:00, 18 июня 2008 (UTC)

Посмотрел на значения статьи работа. По-моему, чёрный ромбик слишком пестрит и выделяется. Мне кажется, он будет не так бросаться в глаза, если сделать его (как в печатных изданиях) белым внутри, чёрный — только контур. Какие будут мнения? — AKA MBG 21:13, 21 декабря 2008 (UTC)

А какой именно? ♢ ◇ ◈ ❖ —213. 135.113.162 11:08, 22 декабря 2008 (UTC)

ПОследние два выглядят неплохо, по крайней мере в среде Windows. Неизвестно только, как это будет смотреться на макинтошах. Там и прежний наш ромб изображался совершенно не так, как у меня, гораздо более убого. —Al Silonov 11:25, 22 декабря 2008 (UTC)

Windows, Firefox: Первый кривовато отображается. Нравится второй символ.

Windows, IE: Первый и последний не отображаются. Вижу квадратики.

Завтра скажу своё впечатление из-под Линукса. —AKA MBG 11:43, 22 декабря 2008 (UTC)

Сейчас впервые за долгое время посмотрел на одном из наших комьютеров с IE — там и старый ромб, и все новые — не отображаются… Наверное, это от шрифтов по умолчанию зависит, но хотелось бы универсальности…—Al Silonov 14:35, 22 декабря 2008 (UTC)

Я вижу только ◇ ◈ (Windows/FF). — Wesha 15:05, 22 декабря 2008 (UTC)

В печатных изданиях его делали белым внутри для экономии чернил; перед нами такая задача не стои́т :-b — Wesha 15:05, 22 декабря 2008 (UTC)

Под Linux/FF всё видно хорошо. Да, другая как-будто задача — чтобы выглядело хорошо, потому вопрос и возник…

Из-за Виндов — лучше не первый символ. Да, второй символ мне определённо нравится. — AKA MBG 19:00, 22 декабря 2008 (UTC)

Не корректно отрабатывается параметр «дата=», если есть перевод и если все параметры именованные, см. примеры к белорусскому слову продаж, там после числа с указанием года — нет «г.». Если имена параметров убрать, то «г.» — появляется. Исправьте, пожалуйста 🙁 — Andrew Krizhanovsky 19:37, 16 мая 2011 (UTC)

И, если необходимо использовать параметр «|дата=», то нужно в параметре «|дата издания=» после цифрового обозначения года проставлять вручную «г.» ◆ Тут увидели казацкого полковника и казаков. Быстро двигались рабочие и войско навстречу друг другу. Фридрих Горенштейн, «Куча» (1982) // «Октябрь», 1996 г. (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы) Исправьте, пожалуйста, если есть такая возможность. С уважением, —Bookvaedina (обсуждение) 22:16, 14 декабря 2016 (UTC)

Дублирование шаблонов источников: BYU и COCA[править]

Лингвист из америки подсказал, что два шаблона есть одно и то же:

Шаблон:BYU (33 раза используется)

Шаблон:COCA (6 раз применяется)

По-моему, это действительно так. Если возражанеий нет, то я предлагаю первый шаблон оставить, а второй удалить. Согласны? — Andrew Krizhanovsky 07:55, 29 июня 2011 (UTC)

Сайт BYU самоликвидировался, так что я его сношу. — Wesha (обсуждение) 23:20, 29 июня 2016 (UTC)

А не добавить ли нам параметр «переводчик» (в скобках после названия)? Как-то странно давать примеры из иностранной литературы в переводе неизвестно кого. —Cinemantique (обсуждение) 05:52, 24 декабря 2013 (UTC)

Параметр перев уже есть. —Infovarius (обсуждение) 09:28, 24 декабря 2013 (UTC)

Кстати, для цитат из переводной литературы его использовать обязательно. Don Rumata 10:12, 24 декабря 2013 (UTC)

• А какую дату указывать для переводного примера? Оригинала или перевода?—Cinemantique (обсуждение) 22:43, 6 января 2014 (UTC)
• А как указывать переводчика — в именительном или родительном падеже? — Dbg0 (обсуждение) 22:48, 6 июня 2016 (UTC)

«имя переводчика в родительном падеже (для переводных цитат)»: см. {{пример}}. —Bookvaedina (обсуждение) 13:13, 7 июня 2016 (UTC)

• Указывать переводчика в родительном падеже не очень удобно. В НКРЯ используется именительный падеж. Если там указано «В. Тарсис, Е. Егорова», то понятно, что Егорова — женщина. А как быть с Тарсис(ом)? Я должен наводить справки, выясняя мужчина это или женщина?—Cinemantique (обсуждение) 09:11, 23 сентября 2016 (UTC)
• По поводу даты так и не получил ответа. Тут получилось: Панас Мирный, «Гулящая» / перевод В. Тарсис, Е. Егорова, 1951, 1882 г. Это нормально?—Cinemantique (обсуждение) 09:14, 23 сентября 2016 (UTC)

  Cinemantique, cейчас есть два параметра даты: дата издания и дата. Параметр дата это дата написания произведения. Если не указана дата издания, то предполагается, что даты создания и издания одинаковы. Раньше дата издания выводилась, только если был задан параметр издание. Я переделал и теперь он будет выводится всегда если указаны обе даты. Don Rumata 08:48, 24 сентября 2016 (UTC)

Вопрос в следующем — корректно ли указывать в параметре «Источник» ссылки на сайт откуда взят текст?

Или в этом параметре мы указывает только те источники, которые перечислены в самом шаблоне {{пример}} + названия корпусов и словарей, которые ещё не добавлены в этот шаблон?

Или сделать специальный опциональный параметр URL в шаблоне? Хотя голые URL мне почему-то не нравятся в примерах. — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 05:24, 5 января 2014 (UTC)

Не вижу ничего плохого в указании ссылки в поле Источник. Это, как и в Википедии, должно способствовать проверяемости. Голые URL можно заменять названием сайта/страницы/статьи, если его получается найти. —Infovarius (обсуждение) 21:07, 5 января 2014 (UTC)

Если остальные редакторы придерживаются такого же мнения, то будь по-вашему. Хорошо бы это отразить в документации к шаблону, сейчас там говорится только про «корпуса текстов» в «источнике». — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 18:12, 6 января 2014 (UTC)

уточнение титула[править]

С одной стороны, мне очень нравится, что всё более формально и чётко разграничены данные, а с другой… действительно ли знание номера тома или главы, откуда взят пример, для чего-то может оказаться полезным? Или это уже что-то чрезмерное и лишнее для словаря? — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 05:42, 5 января 2014 (UTC)

Вот хочу я перепроверить цитату по изданию. Иду в библиотеку и говорю — дайте мне все 12 / 24 / 52 номера журнала за такой-то год! А в ответ: за один раз можно заказать не более трех. Завтра доставят из хранения. Когда вернете, заказывайте следующие три…

Для словаря вполне нормально. Словари «Новые слова и значения» и «Новое в русской лексике» в примерах дают день выхода газеты, номер (а то и страницу) журнала…

Что касается книг: для больших произведений, которые пишутся годами, уточнение тома очень даже полезно. Вместе с ним и дата получается более определенная, а не в духе «1925—1960». — M. G. J. (обсуждение) 09:33, 5 января 2014 (UTC)

Убедили. Спасибо! Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 18:13, 6 января 2014 (UTC)

Источник — feb-web.ru[править]

Почему мы до сих пор не пользуемся самым авторитетным источником по русской литературе? Infovarius (обсуждение) 07:40, 3 марта 2014 (UTC)

Почему же не используем? Есть источник=ФЭБ. Don Rumata 11:17, 3 марта 2014 (UTC)

Блин, feb искал, ФЕБ тоже, а ФЭБ забыл 🙂 —Infovarius (обсуждение) 20:54, 4 марта 2014 (UTC)

Большой академический словарь[править]

Уважаемые коллеги, предлагаю добавить БАС (он же ССРЛЯ) в список источников. Как минимум 17 томов словаря (1948—1965 гг.) доступны в электронном виде и было бы неразумно вовсе не обращаться к ним при создании словарных статей. Некоторые произведения, цитаты которых приводятся в БАС, отсутствуют не только в НКРЯ, но в интернетах. Есть ли возражения? — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 08:04, 11 марта 2014 (UTC)

Предлагаю использовать аббревиатуру ССРЛЯ, чтобы не путать с новым БАСом, который тоже может пригодиться.—Cinemantique (обсуждение) 12:26, 11 марта 2014 (UTC)

Как-то не принято у нас использовать примеры из других словарей. Есть шаблон {{БАС}}, который можно использовать как ссылку в разделе «Бибилиография». Don Rumata 23:02, 11 марта 2014 (UTC)

Это интересный этический вопрос. Для n-го значения слова «улыбнуться» в БАСе я вижу удачные цитаты, которые мне не переплюнуть, сколько я ни лопатил НКРЯ… Поэтому я беру цитату из БАСа… а если она ещё есть и в НКРЯ, то в растерянности — на кого ссылаться? На НКРЯ, в котором это тоже есть, или на БАС, который, собственно, и подсказал нужную цитату? — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 08:47, 12 марта 2014 (UTC)

Да, такой вариант с ссылкой на БАС из раздела «Библиографии» вполне устраивает. Спасибо!

Но нужно не забывать, что этот шаблон {{БАС}} для нового словаря. Для старого ССРЛЯ пока такого шаблона нет… — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 08:47, 12 марта 2014 (UTC)

{{ССРЛЯ}}.—Cinemantique (обсуждение) 09:23, 12 марта 2014 (UTC)

А где эти тома доступны в электронном виде? —Al Silonov (обсуждение) 23:17, 11 марта 2014 (UTC)

Не смог вспомнить, откуда я их скачал… В ближайшие дни выложу торрентом на w:RuTracker.org и дам ссылку. — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 08:47, 12 марта 2014 (UTC)

На «Рутрекере» они есть (t=2626328).—Cinemantique (обсуждение) 08:58, 12 марта 2014 (UTC)

Тире средней длины между датами[править]

Здравствуйте.

Прошу поправить: «Словарь18в — даёт Шаблон:Словарь18в: (цитата из Словаря русского языка XVIII века / АН СССР. Ин-т рус. яз.; Гл. ред.: Ю. С. Сорокин. — Л./СПб.: Наука, 1984–…)» и «Ушаков — даёт Шаблон:Ушаков1940: (Цитата взята из Толкового словаря русского языка: В 4-х т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. — М.: Сов. энцикл.: ОГИЗ, 1935–1940.)» Заранее спасибо. —Bookvaedina (обсуждение) 02:50, 29 сентября 2014 (UTC)

 Поправил шаблоны {{Словарь18в}}, {{Ушаков1940}}. Don Rumata 07:52, 29 сентября 2014 (UTC)

Спасибо! —Bookvaedina (обсуждение) 06:30, 1 октября 2014 (UTC)

• Прошу также поправить: «ЭСБЕ — даёт Шаблон:ЭСБЕ: Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1890–1907.» —Bookvaedina (обсуждение) 06:22, 2 октября 2014 (UTC)
• Вообще-то тире между датами в русской типографике должно быть нормальным — длинным. См. w:Википедия:Оформление статей#Диапазоны (тамошние рекомендации основаны на руководстве Мильчина). —V1adis1av (обсуждение) 11:13, 7 ноября 2014 (UTC)

Прошу также «восстановить» пробел в шаблоне {{Даль}}: «Цитата взята из Толкового словаря живого великорусского языка В. И. Даля». Заранее спасибо. —Bookvaedina (обсуждение) 06:30, 1 октября 2014 (UTC)

 Исправлено участником Участник:DonRumata. —Bookvaedina (обсуждение) 06:22, 2 октября 2014 (UTC)

Правильно так: «Использованы данные словаря М. Фасмера с комментариями Трубачева; см. Список литературы.» или так: «Использованы данные словаря М. Фасмера с комментариями Трубачёва; см. Список литературы.»? —Bookvaedina (обсуждение) 14:31, 11 октября 2014 (UTC)

 Поправил, хотя это не имеет отношения к этому шаблону. Don Rumata 14:51, 11 октября 2014 (UTC)

Корпуса или корпусы — единственные источники или нет[править]

Сейчас в параметре «источник» указаны корпуса, а кроме них: словари (например, Даль, МАС), электронные библиотеки (Lib), вики-сайты (Викитека). Суть указания источника — уменьшение работы для редактора, то есть краткая запись «разворачивается» во что внятное, понятное любому читателю. Например, вместо «Lib» читатель увидит «цитата из Библиотеки Максима Мошкова, см. Список литературы», да ещё и со ссылками 🙂 Я так много слов говорю к тому, что сейчас Lurkmore находится на 9 месте среди источников. Я согласен, что это не корпус. Но, см. начало этого абзаца 🙂 Есть предложение вернуть Lurkmore в список источников. — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 10:50, 7 ноября 2014 (UTC)

Кстати, источник — Википедия (шаблон {{ВП}}) тоже как-то нежданно канул в лету 🙁 — Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 13:08, 7 ноября 2014 (UTC)

Википедия не является хорошим источником словоупотребления — во-первых, там всё постоянно меняется; во-вторых, это практически ссылка на самих себя. — Wesha (обсуждение) 19:14, 17 декабря 2014 (UTC)

Прямая ссылка из пустого шаблона на поиск в основном корпусе НКРЯ[править]

Никто не против того, чтобы для ускорения процесса добавки примера заменить (см. рекомендации) на (см. рекомендации или поиск в НКРЯ)? Замечания по оформлению приветствуются. Ain92 (обсуждение) 07:32, 4 декабря 2014 (UTC)

• Я-то не против: у меня этот призыв вообще не отображается; но думаю, ссылка на НКРЯ будет смотреться странно в статьях о языках, отличных от русского и тех, что входят в корпусы параллельных текстов. —Cinemantique (обсуждение) 11:29, 4 декабря 2014 (UTC)
• А шаблон может как-то узнать, в разделе о каком языке он находится? Ain92 (обсуждение) 10:39, 5 декабря 2014 (UTC)

  Только через дополнительный параметр. —Infovarius (обсуждение) 13:10, 12 января 2015 (UTC)

  А если пропарсить (до начала) и найти строку ==ХХ/== ХХ ? —Fractaler (обсуждение) 17:55, 14 января 2016 (UTC)

Как оформлять пример с переводом, если оригиналом является русская литература, а перевод — на иностранном языке? С уважением, —LEANSER (обсуждение) 13:08, 12 января 2016 (UTC)

Нужно указывать с какого языка перевод и все. Как тут. Don Rumata 09:16, 14 января 2016 (UTC)

Засорение примеров ссылками на одинаковые источники[править]

Следует приводить достаточное количество примеров для каждого значения, чтобы проиллюстрировать все важные особенности слова (речь идёт об особенностях словоизменения, лексической, семантической и синтаксической сочетаемости и т. п.) — обычно от одного до пяти.

— Викисловарь:Правила оформления статей#Примеры словоупотребления

Я тут случайно открыл замещение, там в первом значении как раз пять примеров, и постоянно повторяющееся {{НКРЯ}} мешает нормальному чтению примеров. Нельзя ли, как предлагал выше коллега Fractaler, парсить код, предшествующий данному примеру, и при наличии ранее примера с таким же источником, как в этом примере, как-то сокращать ссылку (например, до аббревиатуры)? Ain92 (обсуждение) 21:24, 7 сентября 2016 (UTC)

• Предлагаю сделать просто «(из НКРЯ)». И так понятно, что цитата, а зачем давать ссылку на список литературы, наоборот, непонятно (Чтобы все знали, что у нас есть Список Литературы? Так поставьте ссылку в сайдбаре, как в немецком ВС.).—Cinemantique (обсуждение) 01:59, 8 сентября 2016 (UTC)

Датировка диапазоном[править]

При цитировании примеров из НКРЯ иногда попадаются источники, датированные не одним годом, а диапазоном, например: П. И. Мельников-Печерский, «На горах», 1875—1881.

Такие источники создают две проблемы:

1. Некоторые товарищи упорно заменяют тире дефисом, хотя использование дефиса в данном случае неправильно, см. разделы 6.1.4 и 7.2.3 в «Справочнике издателя и автора» Мильчина и Чельцовой.
2. Шаблон «пример» в случае диапазона даёт некорректный результат: П. И. Мельников-Печерский, «На горах», 1875—1881 г. В случае диапазона буква «г» должна быть удвоена: 1875—1881 гг.

Хорошо бы поправить шаблон:

1. Чтобы он добавлял две буквы «г» в случае диапазонов.
2. Чтобы дефис между годами заменялся на тире.

— Dbg0 (обсуждение) 21:00, 18 мая 2017 (UTC)

Цвет подчёркивания ссылки «рекомендации»[править]

Привет, я инженер (то есть участник с расширенными техническими правами) в рувики. У нас ссылки подчёркиваются правильным цветом. У вас в этом шаблоне нет. Просьба добавить к color:darkorange; font-weight: bold следующее ; text-decoration: inherit; -moz-text-decoration-color: darkorange; text-decoration-color: darkorange;. Спасибо. Jack who built the house (обсуждение) 14:37, 27 августа 2017 (UTC)

 Сделано, спасибо, исправил 🙂 — Vitalik ^обс 18:20, 27 августа 2017 (UTC)

О переводе/трансформации способа передачи даты в НКРЯ в формат ВС[править]

В НКРЯ дата публикации даётся в виде, например, 2013.05.10, мы же пишем 10 мая 2013 («г.» проставляется из шаблона автоматически). Наверное, это надо отразить в документации? Иначе наблюдается разнобой в оформлении. Заранее спасибо. —Bookvaedina (обсуждение) 21:35, 8 марта 2018 (UTC)

 Дополнил. Don Rumata 09:46, 10 марта 2018 (UTC)

• К слову, неплохо бы просто добавить в шаблон код, который будет опознавать такое оформление даты и рендерить её в статье человеческим языком, как у нас принято. Это бы сэкономило время редакторам. Ain92 (обсуждение) 11:04, 11 марта 2018 (UTC)

Сворачиваемость шаблона[править]

Можно ли сделать так, чтобы этот шаблон был свернут по умолчанию, так как это реализовано в английской версии? Все-таки примеры — это не та информация, которую читатель хочет видеть в первую очередь, если его заинтересует какое-то значение и он захочет посмотреть примеры, он просто раскроет список для этого конкретного значения. Зачем сбрасывать на него сразу все примеры для всех значений? При большом количестве значений у слова и при наличии примеров к этим значениям раздел значений превращается в огромный блок текста, в котором очень трудно ориентироваться. Это неудобно и некрасиво. 94.241.196.69 12:17, 28 августа 2019 (UTC)

Параметр «издание без кавычек»[править]

Уважаемых администраторов не затруднит добавить его в дополнение к «титулу без кавычек»? Работать должен полностью аналогично. Спасибо заранее! Ain92 (обсуждение) 14:19, 8 октября 2019 (UTC)

Источник (форматирование)[править]

В примере к слову буря — лишняя точка сверкает. — Andrew Krizhanovsky 06:23, 22 мая 2009 (UTC)

• Всед за 1913 г. . ? Да, не понимаю как появилась… В шаблона положена только одна точка вслед за бугвой г Bogorm 09:14, 22 мая 2009 (UTC)
  • Из шаблона же и появилась. Из 53-й строчки. 24-й символ.

|{{#if:{{{источник|}}}|. Источник{{-}}{{{источник}}}.}}}}</span>»</span><noinclude>

—213.135.99.3 11:41, 22 мая 2009 (UTC)

• Замените, пожалуйста,

||{{#if:{{{источник|}}}|. Источник{{-}}{{{источник}}}.}}}}»</span></span></span></span></includeonly><noinclude>

на

||{{#if:{{{источник|}}}| (Источник{{-}}{{{источник}}}.)}}}}</span>»</span></span></span></includeonly><noinclude>

— предшествующая точка заменена на круглые скобки, » закрывается после </span> —Rhymes (обсуждение) 11:19, 13 сентября 2020 (UTC)

marginal way — Перевод на русский — примеры английский

На основании Вашего запроса эти примеры могут содержать грубую лексику.

На основании Вашего запроса эти примеры могут содержать разговорную лексику.

An individual could quite easily belong to a vulnerable group and also have a marginal way of life.

Одно и то же лицо вполне может принадлежать к разным уязвимым группам населения и параллельно вести маргинальный образ жизни.

Along with loneliness, Abdalova gradually entered bad habits, which were aggravated every year and imperceptibly led her to a marginal way of life.

Вместе с одиночеством в жизнь Абдаловой постепенно вошли вредные привычки, усугублявшиеся с каждым годом и незаметно приведшие её к маргинальному образу жизни.

In that regard, a major emphasis was required on the economic and social aspects of women’s rights, which were being considered only in a marginal way by the Human Rights Committee.

В этой связи указывалось, что необходимо сделать сильный акцент на экономических и социальных аспектах прав женщин, которые лишь мимоходом рассматриваются Комитетом по правам человека.

Last time I did try to get him some help, I found him at marginal way.

Yet it has increased opportunities for the participation of non-members only in a marginal way.

Однако возможности для участия тех государств, которые не являются его членами, расширились минимально.

Предложить пример

Другие результаты

Before the restructuring of ADR this subject was regulated in a satisfying way in marginal 10282.

До изменения структуры ДОПОГ этот вопрос регулировался удовлетворительным образом в маргинальном номере 10282.

At present, the controls on association with detainees and the way the latter are treated are marginal in the extreme.

В настоящее время ведется минимальный контроль за общением с заключенными и за обращением с ними.

The concept of cybertext offers a way to expand the reach of literary studies to include phenomena that are perceived today as foreign or marginal.

Концепция кибертекста предлагает пути к расширению литературных наук и включить в них явления, которые на данный момент воспринимаются литературой как чуждые или низшие.

There is no way this company changes its true north for, at best, a marginal gain in profits.

Компания ни за что не сменит своё направление ради в лучшем случае получения предельного дохода.

These instruments could help promote sustainable freight transport in several ways, including by motivating initiatives, making marginal projects viable, attracting international attention and leveraging other funding flows.

Эти инструменты могли бы помочь развитию устойчивых грузовых перевозок несколькими путями, в том числе мотивируя инициативы, обеспечивая жизнеспособность мелких проектов, привлекая международное внимание и задействуя другие потоки финансирования.

Three ways of limiting marginal costs by excluding some of the most expensive abatement options from the analysis have been studied.

с) были изучены три пути ограничения предельных расходов посредством исключения из анализа некоторых наиболее дорогостоящих вариантов борьбы с выбросами.

The development of gas swaps constitutes a way to improve the financial performance of marginal transportation contracts.

Заключение обменных соглашений о поставке газа является одним из способов улучшения финансовой стороны небольших поставок газа.

One way that this might be accomplished is to go beyond presenting growth rates and to add some more economically relevant statistics to the tables, such as marginal propensities, income elasticities and their trends.

Для этого можно было бы, в частности, не ограничиваться данными о темпах роста и включить в таблицы больше экономически значимых статистических показателей, например показатели предельной склонности, эластичности доходов и их динамику.

To accompany the B-70 all the way to its target and back, the F-108 in its initial concept would have, at best, marginal range.

Чтобы сопровождать B-70 до цели и обратно, XF-108 в своей первоначальной концепции имел бы в лучшем случае незначительный диапазон.

Marginal population groups were people who had specific ways of life and cultural groups brought together ethnic groups that had the same traditions and cultural practices.

К маргинальным группам населения (там же, пункт 74) относят лиц, которые ведут особый образ жизни, и группы, принадлежащие к различным культурам, объединяющие этнические образования с одинаковыми традициями и культурными обычаями.

More recently, however, many experts have come to recognize that the traditional way of life of nomadic pastoralists is very well adapted to managing the risks and making the best use of marginal drylands.

При этом совсем недавно многие специалисты пришли к выводу о том, что кочевой образ жизни скотоводов весьма хорошо приспособлен для управления рисками и максимально эффективного использования маргинальных засушливых земель.

Маржинальность как жанр | Маргинальные голоса

Жанр раньше ругали. Скажите кому-нибудь, что вам нравится криминальная литература, космические вестерны или, что еще хуже, романтика, и они пренебрежительно относятся к вашим некультурным предпочтениям в чтении. Ситуация сильно изменилась за последние десятилетия, и изучение жанра больше не считается глупостью или пустой тратой времени (по крайней мере, в большинстве случаев). Вопрос, однако, какой именно жанр соответствует — совсем другое дело. Попросите кого-нибудь, например, назвать свой любимый жанр фильма или литературы, и у них обычно есть один наготове.Ужасы, детектив, ромкома, альтернативная история, магический реализм, южная готика, спагетти со Среднего Запада . .. Ах, извините, я придумал один из них, но вы понимаете.

Но попросите их назвать качества, которые определяют этот жанр, и иногда все становится немного шатко. Возьмем, к примеру, криминальную беллетристику: знаете ли вы, что фраза «криминальная фантастика» используется в двух случаях? Один из них является общим обобщающим термином для романов, включающих в себя все виды преступной деятельности, а другой — фактически поджанр криминальной фантастики, в которой роман сосредоточен вокруг преступника, а не детектива, пытающегося раскрыть преступление.И не вся криминальная литература нуждается в мертвом теле: есть криминальная литература о белых воротничках, политическая криминал, даже некоторые вестерны можно считать детективными романами. Таким образом, жанр как концепция немного запутан и часто запутывается сам по себе, и названия, которые могут показаться не имеющими ничего общего друг с другом, часто можно найти под одним заголовком жанра. Например, The Conjuring, — это паранормальная история из исторического периода о призраке ведьмы, имеющая мало общего с The Purge, — антиутопическим повествованием о будущем, в котором все виды преступлений, включая и особенно убийства, являются законными один день в году. И все же они оба принадлежат к жанру ужасов, потому что, хотя они могут казаться непохожими, у них есть несколько ключевых качеств, а именно те, которые заставляют мое сердце биться быстрее и бояться ударов в ночи.

До тех пор, пока произведения могут быть объединены по стилю, содержанию или форме, они могут на самом базовом уровне считаться жанром. Так что же тогда объединяет такие романы, как Ankunft im Alltag, Бриджит Рейманн из 1961 года, всеведущий рассказ от третьего лица о трех молодых людях из ГДР, которые работают вместе на фабрике в Хойерсверде, только что окончившие школу , с Feuchtgebiete Шарлотты Рош, бестселлером от первого лица 2008 года о крайне негигиеничной, гиперсексуальной 18-летней девушке, которая пытается смириться со своими токсичными отношениями с матерью, когда она в больнице восстанавливается после неудачного геморроя.И что у них обоих общего с Afroshop, — антологией афро-германской поэзии, искусства и короткометражки, изданной в 2014 году под редакцией Филиппа Кёпселла?

Пожалуй, ничего. Но это ни к чему не приводит. Стилистически и формально все они различаются, но по содержанию каждый из них выражает маргинальный немецкий опыт: хотя литература ГДР часто считается отдельным жанром и до сих пор изучается, повседневный опыт тех, кто достиг совершеннолетия после Второй мировой войны. часто забываются или игнорируются в пользу более захватывающих историй о коммунистическом угнетении или употребляются в разговорах в Остальджи, и в результате повседневная жизнь тех, кто вырос, как ГДР, маргинализируется.Что касается Хелен, бесстрашной молодой героини Feuchtgebiete , она дерзко и беззастенчиво демонстрирует тот тип беззаботной сексуальности, который намеренно маргинализируется в пользу более «подходящих» женских форм, которые не так смело подрывают представления о гетеронормативности. Истории в Afro-Shop более условно маргинализированы, но поскольку они, как Ankunft im Alltag, изображают повседневные реальности, которые часто игнорируются, и критикуют, среди прочего, своего рода закодированный язык, окружающий бесправные тела, как в Feuchtgebiete, — все они могут рассматриваться как часть широкого жанра маргинальных голосов в немецкой литературе.

И хотя их связь только через содержание позволяет объединить эти романы вместе, многие из них на самом деле стилистически связаны благодаря решительному использованию языка: поэзия Мэй Айим красноречиво играет с языком как на английском, так и на немецком, и ее владение ритмами а тонкости немецкого языка проявляются особенно в ее устной поэзии. Такие авторы, как Аббас Хидер, Эмине Севги Оздамер и Йоко Тавада, все отрицают понятие моноязычия, написав романы на немецком языке — языке, который никто из них не изучал в детстве, но с помощью которого они все расширили значимое представление различных маргинализированных групп.И новые авторы, такие как уроженец Исреали Томер Гарди, который на самом деле все еще изучает немецкий, но в 2016 году написал и опубликовал книгу Сломанный немецкий , которая не всегда следует традиционным правилам немецкой грамматики и следует лирическим ритмам язык и его звуки.

Будь они стилистически, формально или иным образом связаны, работы в этом проекте, таким образом, можно понимать как жанр маргинальных голосов, который со временем изменился и развился. Объединив эти, порой непохожие друг на друга работы, я хотел послушать Монику Альбрехт, которая в 2016 году опубликовала статью, которая бросила вызов эссенциалистским взглядам на немецкую культуру, которые обесценивают изменчивую, гетерогенную природу немецкого общества в пользу предполагаемого монолитного понимания культуры.Таким образом, моя цель состояла не в том, чтобы найти работы, которые представляют основной взгляд на немецкую культуру «мы против них», а в том, чтобы, как пишет Альбрехт, показать, «в какой степени параметры восприятия и репрезентации меньшинств на самом деле подвержены исторической трансформации. »(407). Немецкая культура на самом деле всегда была разнообразной и неоднородной, свидетельства чему можно найти в произведениях в этом списке. В конце концов, быть маргинализированным не означает быть несуществующим. Чтобы быть маргинальным, что-то или кто-то должен сначала существовать и быть частью чего-то большего, и все эти произведения действительно являются частью более широкой традиции немецкой литературы. Просто они не всегда первые имена, которые приходят в голову, и это нормально.

Источники :

Альбрехт, Моника. «Об изобретении« эссенциалистского взгляда на культуру »: мышление вне преобладающего дискурса культурологов о культурно и этнически неоднородной Германии». German Quarterly , vol. 89, нет. 4. 2016. С. 395–410.

7 маргинализированных авторов, которых следует читать как сообщество

По мере того, как начинают доходить самые настоящие новости об избранном Дональде Трампе, мы, читатели, работают сверхурочно, собирая последний анализ из источников новостей и ища утешения, утешения и подтверждения того, что наш голоса не одни.Это может быть время изоляции, но единственный способ продолжить, как написала Кейт Уорд в своей записке для читателей Bustle, «говори громче … поделись своими мыслями и чувствами с сообществом Bustle». И, хотя это может показаться нелогичным, один из способов поделиться своими мыслями и чувствами — это. . . ну читать, особенно книги маргинальных авторов.

И, что важнее, читать как сообщество.

Хотя принятие президентства Трампа может быть сложной необходимостью (если #CalExit не получит серьезной поддержки), чтение в ответ на выборы — вариант, который принесет пользу вам и всем, с кем вы делитесь этими книгами.Сейчас, более чем когда-либо, мы должны отдавать свои голоса — наши голоса чтения — за книги, написанные людьми, которые рискуют оказаться в маргинальном положении.

Стоит поделиться своими мыслями и чувствами, но особенно стоит делиться ими, когда на них влияют самые разные писатели. Хотите сбежать в книгу в эти выходные? (Я знаю, что знаю.) Посмотрите заголовок одной из этих семи маргинализованных групп.

1. Писатели-носители языка. . . Like Delphine Red Shirt

Delphine Red Shirt в своих мемуарах « Бусина на муравейнике: детство лакота » пишет о двухкультурном детстве, когда она росла в резервации «Сосновая прогулка» в 1960-х и 70-х годах.

Нажмите здесь, чтобы купить.

2. Писатели цвета. . . Как Фиби Робинсон

В своем сборнике дебютных эссе актриса-комик-артистка-выдающийся артист Робинсон пишет о расе, поп-культуре, феминизме и, конечно же, о волосах. Чрезвычайно своевременные слова мудрости:

Объяснение своей жизни миру, который не хочет слушать, часто утомляет больше, чем жить в нем.

Нажмите здесь, чтобы купить.

3. Писатели, проживающие в недостаточно представленных странах и регионах.. . Как и Тете-Мишель Кпомасси

Кпомасси родом из Того, где в детстве он узнал о Гренландии — и был настолько увлечен, что работал более восьми лет, чтобы совершить путешествие. Его радостные воспоминания о пребывании, Африканец в Гренландии , прославляют возможность различных человеческих связей, а также наш естественный мир.

Нажмите здесь, чтобы купить.

4. Писатели с ограниченными возможностями. . . Как Никола Гриффит

Диагноз РС не остановил писателя Николу Гриффит, чьи романы были отмечены наградами Lambda Literary and Nebula Awards. Ее книга « Slow River » об опасных уроках привилегий одной женщины — это содержательный листок.

Нажмите здесь, чтобы купить.

5. Писатели с болезнью. . . Как и Лиланд Чеук

В своем эссе в салоне «Я хотел опубликовать книгу, прежде чем я умру», Чек пишет о том, что ему поставили диагноз «смертельный МДС (миелодиспластический синдром), группа заболеваний, которые до сих пор часто называют« пред -лейкемия ». Его роман, Злоключения Салливера Понга , особенно дальновиден в отношении текущей политической ситуации.

Нажмите здесь, чтобы купить.

6. Писатели из маргинализированных слоев социально-экономического спектра. . . Как и Дженис Эрлбаум

Эрлбаум покинула дом своей жестокой матери в пятнадцатилетнем возрасте, и она пишет о своих переживаниях в приютах и ​​опасных ситуациях в своих мемуарах Girlbomb: A Halfway Homeless Memoir .

Нажмите здесь, чтобы купить.

7. Писатели LGBTQIA +. . . Like Rae Spoon

Дебютный роман автора песен-трансгендеров Рэй Спун, First Spring Grass Fire , был номинирован на литературную премию Lambda. Эта история о взрослении, действие которой происходит в сельской местности Канады, подчеркивает столкновение консервативной и либеральной идеологий, происходящих в одной семье.

Нажмите здесь, чтобы купить.

Изображения: westerosreader / Unsplash

Письмо с точки зрения персонажей в маргинализированных группах населения

Позвольте представить сегодняшнюю гость, Венди Лу, которая здесь, чтобы обсудить важный вопрос в художественной литературе: сложности создания реалистичных и уважительных персонажей из маргинализованных групп населения.К тебе, Венди!

Как писатели, мы можем создать в своих рассказах любого персонажа, которого захотим. Будь то одноглазый лесоруб или странствующий врач, опасающийся самолетов, у нас есть творческая сила выбирать, какие личностные причуды и подробности их предыстории делают их такими, какие они есть.Не нравится один глаз для вашего лесоруба? Вы можете отбросить эту идею и вместо этого оставить ему шрам. Это творческая сила.

Играть в «бумажных кукол» с нашими персонажами — это весело, но важно помнить, что одна из наших задач — заинтересовать читателей, представив им персонажей, с которыми они могут себя идентифицировать. Мы заставляем наших персонажей подражать людям, которых мы знаем в реальной жизни или, по крайней мере, о которых слышали.

Так в чем проблема? Проблема возникает, когда мы развиваем персонажей, которые являются частью маргинализованных групп населения, то есть они представляют группу людей, которые традиционно были исключены из участия в жизни основного общества, политически, социально, культурно, экономически или каким-либо иным образом. .Примеры включают людей из числа этнических меньшинств, бездомных и евреев в Германии во время Второй мировой войны.

Я использую термин маргинализованное население в широком смысле и не верю, что он ограничивается только расой, этнической принадлежностью, классом и религией. Женщины и люди с ограниченными возможностями также часто подвергаются маргинализации в обществе, хотя и очень по-разному.

Конечно, не каждая история о персонажах из маргинализованного населения должна быть об их маргинализации. Но игнорировать их обстоятельства или не обращать внимания на потенциальную борьбу и переживания, которые они могут получить в результате своей маргинализации, нанесет большую несправедливость не только вашему персонажу, но и людям, которые действительно живут в этих ситуациях.

Если вы хотите писать о персонажах из маргинализованных групп населения, есть способы быть тактичными. Есть способы оставаться творческими в своей работе, но также и реалистичными. Когда вы пишете (и даже прежде, чем писать), отметьте эти обязательные вещи, чтобы убедиться, что вы подходите к своим персонажам и истории правильно.

Что нужно сделать 1:

Проведите свое исследование

Когда мне было 11 или 12 лет, у меня возникла эта замечательная идея, рассказывающая о дружбе между афроамериканской девушкой, родившейся в рабстве, и дочерью ее хозяина в 1800-х годах. Написание началось однажды днем, но я даже не успел прочесть вторую страницу. Я не проводил никаких исследований заранее, поэтому искал факты через каждую пару предложений. Как тогда выглядела повседневная жизнь типичной девушки в рабстве? Какие правила рабовладельцы применяли для своих рабов и домашних хозяйств? Какой была мебель ? Еще до конца первой главы я осознал, что знаю недостаточно, как должен, о рабстве и межрасовой дружбе в 1800-х годах.

Хотя вы должны проводить исследования на протяжении всего процесса разработки, большая часть исследований должна проводиться еще до того, как вы сядете писать. Вы должны задать себе три вопроса и быть честными:

• Что я уже знаю о маргинализованном населении?
• О чем мне нужно узнать больше, чтобы написать эту историю?
• Почему я хочу написать об этих персонажах — в частности, что меня в них интригует, и о маргинальной ситуации, в которую я собираюсь их поставить?

В зависимости от типа рассказа, который вы пишете, вы должны также помнить, что определенные группы населения по-разному подвергались маргинализации в зависимости от периода времени и исторического контекста.

Must-Do 2:

Возьмите интервью у людей, которые на собственном опыте столкнулись с маргинализацией в обществе

Перед тем, как написать Ошибка в наших звездах , автор Джон Грин пять месяцев проработал в детской больнице — по сути, его Опыт работы с пациентами со смертельными заболеваниями вдохновил его на роман, отмеченный наградами. Если бы Джон Грин никогда в своей жизни не разговаривал с ребенком, больным раком, до The Fault in Our Stars , я бы серьезно усомнился в реалистичности главных героев его романа, Хейзел и Гаса.

Без общения с людьми, которые оказались в невыгодном положении так же, как персонаж в вашей истории, было бы трудно писать с точки зрения вашего персонажа.Также полезно заглянуть внутрь себя, на свои собственные привилегии и опыт маргинализации — например, вы можете не знать, что значит быть раком, но, возможно, у вас хроническое заболевание, которое поможет вам лучше понять, что больной раком может подумать о здравоохранении. система.

Джоди Пико — еще один пример автора, который проводит тщательные исследования. Автор нескольких фантастических романов, в том числе My Sister’s Keeper , Джоди часто общается с врачами, психиатрами, детективами и другими отраслевыми экспертами, которые могут поделиться своим мнением и знаниями для ее книг, согласно ее последнему FAQ. Но она не просто задает людям вопросы — она ​​буквально ставит себя на их место. В своем романе « Простая правда » Джоди какое-то время жила в семье амишей, доила коров и посещала изучение Библии и обнаружила, что в мифах, в которые верят люди об образе жизни амишей, мало правды.

Must-Do 3:

Избегайте увековечения стереотипов

Стереотипы — это тип психологической эвристики или умственных сокращений, которые мы создаем (часто подсознательно), чтобы постичь мир вокруг нас.Мы помещаем наш личный опыт и людей в наши жизни в коробки, давая им ярлыки, такие как «опасные» или «короткие», которые облегчат определение другой ситуации или человека как члена этой коробки.

Наклеивать ярлыки и распределять людей по категориям легко, но жизнь редко бывает такой жесткой (если вообще когда-либо). Если ваш персонаж азиат, не давайте ему просто черты или привычки, которые «типичны» для азиатских людей, например, математический гений. Изучите своего персонажа глубже. Поймите, что персонаж, принадлежащий к женскому меньшинству с психической инвалидностью, будет испытывать многочисленные социальные, эмоциональные и экономические трудности, которые взаимосвязаны с ее различным опытом инвалидности, положения женщины и меньшинства.Эти идентичности не исключают друг друга.

Это может показаться нелогичным, но вы хотите точно описать жизнь людей в маргинализованных сообществах, не навязывая стереотипы, которые на самом деле не соответствуют действительности и могут даже причинить вред. Вот почему так важны интервью и исследования.

---

Писать о персонажах из маргинализированных групп населения? @wendyluwrites с уважением и мастерством рассказывает, как это сделать.

Поделитесь знаниями с друзьями и подписчиками здесь >>

---

Последствия покровительства и маргинализации групп меньшинств

Маргинализация — это процесс понижения или ограничения нижнего или внешнего предела или края с точки зрения социального положения. Следовательно, маргинализация — это социальный процесс становления или маргинализации (особенно как группы в более широком обществе): «маргинализация низшего класса» или «маргинализация литературы». Хотя маргинализация часто определяется как процесс уменьшения значимости группы или класса людей или их отнесения к второстепенному положению (например, когда один класс людей группируется вместе как граждане второго сорта), эта статья призвана осветить последствия маргинализация на противоположном конце спектра — внешняя граница или край — покровительство.

«Маргинальный человек… это тот, кого судьба приговорила жить в двух обществах и в двух, не просто разных, но антагонистических культурах…. его разум — это тигель, в котором можно сказать, что две разные и тугоплавкие культуры плавятся и, полностью или частично, сливаются ». (Источник: E.V. Stonequist)

Маргинализация на индивидуальном уровне приводит к исключению человека из конструктивного участия в жизни общества. Примером маргинализации на индивидуальном уровне является исключение матерей-одиночек из системы социального обеспечения до реформы социального обеспечения 1900-х годов. Современная система социального обеспечения основана на концепции права на основные средства, позволяющие быть продуктивным членом общества, как органическая функция общества, так и компенсация за предоставленный общественно полезный труд.

Вклад матери-одиночки в общество основан не на формальной занятости, а на представлении о том, что обеспечение благосостояния детей является необходимой социальной статьей расходов. Одинокие матери ранее подвергались маргинализации, несмотря на их важную роль в социализации детей, из-за двух основных взглядов:

1. Человек может внести значительный вклад в жизнь общества только через «оплачиваемую» работу.
2. Культурные предубеждения против незамужних матерей.

Сегодня маргинализация в первую очередь является функцией классовых условий.

Рекомендуемое чтение: «Воплощенный расизм»

Другой пример индивидуальной маргинализации — исключение людей с ограниченными возможностями из рабочей силы. В книге доктора Уэса Шера «Новые перспективы в борьбе с репрессивными методами» Грандз обсуждает точку зрения работодателя о найме людей с ограниченными возможностями как о подрыве производительности, увеличении количества прогулов и увеличении количества несчастных случаев на рабочем месте.Также в этой публикации Кантор обсуждает озабоченность работодателя чрезмерно высокой стоимостью размещения людей с ограниченными возможностями. Маргинализация людей с ограниченными возможностями широко распространена сегодня, несмотря на законодательство, направленное на предотвращение этого в большинстве западных стран, а также на академические достижения, навыки и подготовку многих людей с ограниченными возможностями.

Есть также исключения лесбиянок-геев-бисексуалов-трансгендеров (ЛГБТ) и других интерсексуалов из-за их сексуальной ориентации и гендерной идентичности как индивидуальной маргинализации.Джокьякартские принципы требуют, чтобы государства и сообщества искоренили любые стереотипы в отношении ЛГБТ, а также стереотипные гендерные роли.

Одно из самых сложных переживаний, от которого нужно избавиться, — это эмоциональное потрясение, связанное с маргинализацией человека или группы людей, занимающих властные позиции. Чувства гнева и замешательства часто сменяются чувствами неполноценности. Внутренняя борьба обостряется, когда кажется очевидным, что преступник не имел злого умысла в передаче очерняющего послания, особенно когда он покровительствовал.Общество изобилует этими микроагрессиями, которые чаще всего остаются незамеченными, но оказывают длительное воздействие на получателя.

В статье «Восприятие расовой микроагрессии среди афроамериканских мужчин в высшем образовании: эвристическое исследование» Солорзано, Сея и Йоссо определяют микроагрессию как короткие повседневные обмены мнениями, которые посылают очерняющие сообщения определенным лицам из-за их принадлежности к группе (цветные люди, женщины, ЛГБТ-сообщество). Термин был впервые введен Честером М.Пирс в 1970 году в своей работе с афроамериканцами, где он определил это как «тонкий, ошеломляющий, часто автоматический и невербальный обмен, который является« уничижением ». Их также описывают как «тонкие оскорбления (словесные, невербальные и / или визуальные), направленные в адрес цветных людей, часто автоматически или бессознательно».

Исследование Деральда Винга Сью, связанное с психологией микроагрессии, показывает, что белые люди часто не осознают совокупный вред, который испытывают цветные люди, постоянно подвергаясь различным расовым микроагрессиям.По словам Сью, это микропроверки, характеризующиеся коммуникациями или сигналами окружающей среды, которые исключают, сводят на нет или сводят на нет психологические мысли, чувства или опытную реальность определенных групп, таких как цветные люди, женщины и сообщество ЛГБТ. Во многих отношениях микровалидации потенциально могут представлять собой наиболее разрушительную форму микроагрессии, поскольку они прямо и коварно отрицают расовую, гендерную или сексуальную ориентацию этих групп.

По словам Сью, власть навязывать реальность маргинализированным группам представляет собой высшую форму угнетения. Примеры микровалидации можно услышать в повседневных высказываниях, таких как «Низкий человек на тотемном столбе», и в повседневных действиях, таких как чрезмерная проверка, форма покровительства.

Эдуардо Бонилья-Силва определил тонкие формы расовой предвзятости, называемые дальтоническим расизмом, который относится к представлению белых людей о том, что расовые соображения в настоящее время больше не актуальны в жизни людей в Соединенных Штатах. Современный дальтоник расизм выражается в повседневных убеждениях, отношениях и поведении, которые белые люди считают приемлемыми и даже достойными похвалы.Соответственно, такое отношение настолько глубоко укоренилось в общественных ценностях и практиках, что они лежат вне сознания многих белых людей с благими намерениями, которые могут искренне считать себя нерасистами.

Несмотря на непрерывность расовых предубеждений и маргинализацию других обездоленных групп, отдельные лица и группы с особыми интересами предпринимают большие шаги для «решения» проблем, связанных с дискриминацией маргинализированных групп. Тем не менее, при попытке облегчить проблему покровительством часто накладывается повязка на инфицированную рану.

Быть покровителем — значит относиться к вам так, как будто вы менее умны или осведомлены, чем человек, с которым разговариваете, и это может быть одним из самых неприятных переживаний, которые вы можете испытать в жизни.

Покровительство может быть любым — мужчинам, женщинам, пожилым людям, молодежи — и покровительство может принимать разные формы, например:

• Обращение к кому-то по имени, когда к другим обращаются более правильно
• Похлопывание человека в инвалидной коляске по голове или солдата
• Чрезмерно хвалить кого-то за довольно простое действие
• Поручить кому-то лечебные задания на работе или дома
• Говорить с пожилым человеком медленно или слишком громко
• Говорить «свысока» с кем-то

Другой пример покровительства можно найти в статье Time «Это не имеет большого значения», в которой содержится ссылка на решение Верховного суда по правам геев:

«Было мило со стороны судьи Кеннеди сказать, что геи теперь могут« вступать в отношения в пределах своего дома… и при этом сохранять свое достоинство свободных людей. Видимо, услышав это, адвокаты-геи-активисты плакали в суде. Но они должны знать, что достоинство — это не суд. Геи обрели собственное достоинство, десятилетиями отказываясь прятаться. То, что суд в столь поздний срок решился признать наше существование «свободных людей», шокирующе покровительственно; именно снисхождение было названо освобождением. Я рад, что эти два техасских парня могут свободно заниматься сексом, но они все еще не могут навещать друг друга в некоторых больницах, открыто служить в армии или жениться.Давайте сохраним заголовки баннеров, когда они смогут ».

К счастью, есть улучшения благодаря недавним изменениям в законодательстве.

Покровительство — это больше, чем просто разочарование. Это может привести к проблемам с самооценкой и негативно повлиять на вашу производительность на работе. Фактически, согласно исследованию, опубликованному в журнале Journal of Personality and Social Psychology , руководители-мужчины, покровительствовавшие своим сотрудницам, подрывали их работу. Начальство покровительствовало работницам, чрезмерно хваля их, но не предлагая «ценные ресурсы», такие как повышение или продвижение по службе.

«Покровительственное поведение мужчин-боссов создало гендерные различия в производительности там, где они не существовали бы иначе», — сказала Тереза ​​Весио, доцент психологии Университета Пенсильвании, руководившая исследованием.

Возможно, самая разрушительная форма покровительства — это чрезмерная похвала избранным членам маргинализованных групп. Это не только подрывает группу, из которой получатель похвалы, но также отчуждает представителя этой группы, выделяя его или ее.Как следствие, это приводит к стыду, замешательству и, чаще всего, к отключению от своей группы, что, в свою очередь, увековечивает знакомую эмоцию ощущения невидимости внутри и вне данной группы.

Я предполагаю, что, поскольку эти установки часто лежат за пределами сознания многих благонамеренных людей, которые считают себя непредвзятыми, попытка таковых компенсировать / чрезмерно исправить приводит к маятнику, который движется в сторону угнетения и остракизма, чтобы качнуть напротив покровительства. Поскольку благонамеренные, не лишенные гражданских прав группы стремятся заставить маргинализированные группы чувствовать себя менее маргинализированными путем включения адекватного представительства, следует помнить о том, чтобы не делать представителя «экспертом» по культурным вопросам этой конкретной группы и не опекать представителя, чрезмерно хваля его. Следовательно, это тоже становится маргинализацией. Ключевой принцип — найти точку опоры и поддерживать баланс между остракизмом и покровительством. Я заявляю об этом балансе откровенно и просто хочу очеловечить.

Артикул:

Бонилла-Силва, Э. (2006). Расизм без расистов: дальтоник расизм и сохранение расового неравенства в Соединенных Штатах. Лэнхэм, Мэриленд: Роуман и Литтлфилд.

Облако, Дж. (2003). Это не большое дело. Журнал Тайм. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

Грейнджер, Н. (2011). Восприятие расовой микроагрессии среди афроамериканских мужчин в высшем образовании: эвристическое исследование.

Лесли Д.Р., Лесли К. и Мерфи М.(2003). Включение по замыслу: проблема социальной работы в сфере размещения на рабочем месте для людей с ограниченными возможностями. В У. Шера (ред.), Новые взгляды на практику борьбы с угнетением (стр. 157–169). Торонто, Онтарио: Canadian Scholar’s ​​Press.

Парк, Р. Э. (1937). Культурный конфликт и маргинальный человек. В книге Э. В. Стоунквиста «Маргинальный человек» (введение). Нью-Йорк, Нью-Йорк: Сыновья Чарльза Скрибнера.

Пирс, К., Кэрью, Дж., Пирс-Гонсалес, Д., и Уиллис, Д. (1978). Эксперимент в расизме: телевизионные ролики.В С. Пирс (ред.), Телевидение и образование (стр. 62-88). Беверли-Хиллз, Калифорния: Сейдж.

Solórzano, D., Ceja, M., & Yosso, T. (2000). Теория критических рас, расовые микроагрессии и расовый климат в кампусе: опыт афроамериканских студентов колледжей. Журнал образования негров, 69 (1/2), 60-73.

Сью, Д.В. (2003). Преодоление расизма: путь к освобождению. Сан-Франциско, Калифорния. Джосси-Босс.

Сью, Д.В. (2010). Микроагрессии в повседневной жизни: раса, пол и сексуальная ориентация.Хобокен, Нью-Джерси: Уайли.

Vescio, T. (2005) Покровительственное поведение может отрицательно сказаться на работе женщин-служащих. Университет штата Пенсильвания, прямой эфир: официальный источник новостей университета.

–

Приглашенный участник Д-р Натаниэль Грейнджер-младший работает преподавателем психологии в Общественном колледже Пайкс-Пик и является основателем / пастором и генеральным директором Be REAL Ministries, Inc. в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо. Равные права и гражданские права вместе с его докторской диссертацией «Восприятие расовой микроагрессии среди афроамериканских мужчин в высшем образовании: эвристическое исследование» составляют основу, на которой основывается большая часть его работы.

Вы выпускник или преподаватель Университета Сэйбрук, который заинтересован в отправке сообщения в блоге для потенциальной публикации на UNBOUND? Вы можете сделать это, отправив готовую работу или презентацию на правой боковой панели UNBOUND страниц.

Вы заинтересованы в получении информации о программах для выпускников, доступных в Saybrook University? Запросите дополнительную информацию, заполнив форму ниже, или нажмите здесь, чтобы узнать, как вы можете подать заявку сегодня.

Примечание: для этого содержимого требуется JavaScript.Маржа

— Обзор и последствия для политики

«Маргинальность» — это положение людей на грани, препятствующее их доступу к ресурсам и возможностям, свободе выбора и развитию личных способностей. Исключение не только из сферы роста, но и из других аспектов развития и социального прогресса является показателем того, что крайне бедные люди находятся на обочине общества, а во многих случаях маргинальность является основной причиной бедности (фон Браун и др.2009 г.). В зависимости от того, какие аспекты маргинальности рассматриваются для объяснения крайней бедности, миллионы людей, особенно в странах Африки к югу от Сахары (АЮС) и Южной Азии, принадлежат к маргинализованным и живущим в маргинальных районах или из них.

1.2.1 Определение маргинальности

Мы определяем маргинальность как «непроизвольное положение и состояние отдельного человека или группы на периферии социальных, политических, экономических, экологических и биофизических систем, которые не позволяют им получить доступ к ресурсам и активам. , услуги, ограничивающие свободу выбора, препятствующие развитию способностей и, в конечном итоге, вызывающие крайнюю бедность »(Gatzweiler et al.2011, 3; также см. Gatzweiler и Baumüller Chap. 2 этот том). Перспектива маргинальности охватывает тех бедных, которые находятся ниже определенных пороговых значений и находятся за пределами основных социально-экономических и гуманитарных географических систем, где улучшенный доступ к правам, ресурсам и услугам поможет обеспечить достойный уровень жизни. Что касается биологических систем, маргинальность описывает состояние организмов за пределами оптимальных гомеостатических диапазонов, необходимых для живых систем (Damasio 2011; также см. Callo-Concha et al., Гл. 4 этот том).

Как видно из значения этого слова, маргинальность — это относительное понятие, которое относится к тому, где находятся люди и что у них есть. «Где люди» относятся не только к физическому местонахождению, но и к положению в обществе. «То, что у них есть» относится к капитальным активам — используя широкое определение капитала — и правилам и нормам (как формальным, так и неформальным), которые обеспечивают доступ к этим активам и их использование. Например, этнические меньшинства в сельских районах Африки или Азии могут проживать в географически удаленных районах и восприниматься правительствами своих стран как социально маргинальные.Тем не менее, согласно традиционным институтам, они могут иметь права пользователей и доступ к земельным, водным и биологическим ресурсам (например, лесам), что позволяет им вести жизнедеятельность по своему выбору. Лишая их традиционного доступа и прав на использование этих ресурсов (например, путем введения правил национального государства, запрещения доступа к ресурсам и измерения их благосостояния с точки зрения материальной собственности или денежных сбережений), они становятся бедными и маргинализированными. Маргинализованные бедняки — это те, кто страдает как от маргинализации, так и от бедности.Причинно-следственные связи этих двух концепций сложны (Dasgupta 2009), и связи между ними требуют дальнейшего изучения, и это задача данной книги.

1.2.2 Маргинальность и бедность

Концепция маргинальности не должна рассматриваться как альтернатива концепции бедности; скорее, эти две концепции частично совпадают и дополняют друг друга. Маргинальность охватывает широкие подходы, такие как относительная депривация, социальная изоляция или подход, основанный на возможностях. Это влечет за собой междисциплинарный и системный подход к жизни бедных с целью выявления основных факторов бедности, корни которых лежат в функционировании (или сбоях) экономических, социокультурных или экологических систем.Это включает в себя учет пространственных измерений, таких как география и местоположение. По словам Дасгупты (2003, 2), «политика имеет значение, как и учреждения, но важна и местная экология». Под влиянием «подхода к возможностям» Сена (1987a, 1993, 1999), в котором основное внимание уделяется функциям или условиям жизни, определяемым как «что мы можем или не можем делать, можем или не можем» (1987b, 16), и способности их достичь. (возможности), концепция маргинальности выходит за рамки измерения благосостояния с точки зрения товаров или товаров.Эта концепция направлена ​​на выявление реальных возможностей или препятствий, которые существуют в результате того, что люди имеют (товары, права, знания и возможности) и где они находятся (понимается как их географическое положение или их положение в социально-политических и экономических системах). Оба определяют свой доступ к ресурсам, услугам или принятию решений. Как и в подходе Сена к возможностям, для достижения желаемого благополучия важно не только количество того, что люди имеют и могут делать, но и то, как эти активы трансформируются (с помощью реальных возможностей) в полноценную жизнь, которую люди предпочитают жить (Нуссбаум и Сен 1993; Нуссбаум 2004; Шлосберг 2007).

Там, где этих возможностей нет или где они активно ограничиваются, препятствия препятствуют расширению прав и возможностей людей, и они не могут полностью реализовать свой жизненный потенциал. Эти барьеры представляют собой ограничения или лишение возможностей, которые могут происходить по множеству причин, коренящихся в экономических, социальных, политических или экологических системах, которые также можно рассматривать как благоприятные условия или свободы (см. Sen 1999).

В рамках концепции маргинальности можно рассмотреть взаимосвязь бедности, изменения окружающей среды и развития.Маргинальность — это многомерная и междисциплинарная концепция, объединяющая бедность, дискриминацию и социальную изоляцию; деградация функции экосистемы; и доступ к услугам, рынкам и технологиям. Маргинальность включает понимание того, что субъективное восприятие бедности, ценностей и устремлений имеет значение, и что все это является частью калибровки инструментов измерения бедности. Помимо того, что концепция маргинальности является инклюзивной и междисциплинарной, она предлагает комплексную и системную основу для понимания взаимодействия между социальными и экологическими системами. В мире с меньшим количеством природных ресурсов для всех связи и изменяющиеся модели между обоими видами систем становятся более очевидными, а роль доступа к услугам и технологиям становится все более важной.

«Де-маргинализация» маргинализированных слоев населения требует создания физической инфраструктуры и институциональных механизмов, которые могут помочь преодолеть барьеры для доступа, обмена и коммуникации, а также способствовать уходу от маргинальных слоев развития за счет создания доступных активов за пределами естественных капитал (т.д., доступ к услугам, которые способствуют развитию человеческого капитала и технологий), включая при этом маргинализированных слоев населения. Способность жить в полном объеме или достичь желаемых условий жизни может быть ограничена факторами, проистекающими из социальных или экологических систем. Если отказано в доступе к земле, лесу, воде или преимуществам, которые они предоставляют (например, среда обитания, круговорот питательных веществ и гидрологический цикл, плодородие почвы, связывание углерода), то мы говорим об ограничениях или барьерах на пути предоставления экосистемных товаров и услуг.

Концепция маргинальности способствует пониманию основных системных факторов бедности и изоляции, которые могут совпадать с нехваткой ресурсов и возможностей, необходимых для достижения желаемых условий жизни. Хотя подход к бедности по доходам легко концептуализировать и измерить (в его простейшей форме коэффициент численности учитывает долю людей, живущих за определенной чертой бедности), его критиковали за то, что он не относится к многочисленным концепциям индивидуальных потребностей «или к любое согласованное определение того, что значит быть бедным »(Gordon et al.2000, 8). Показатели относительной депривации (RD) основаны на идее о том, что ценность объективных обстоятельств зависит от субъективных сравнений (Townsend 1979; Stark and Bloom 1985; Walker and Smith 2002; Wilkinson and Pickett 2007; Stark et al. 2011). Концепция RD добавляет совершенно новое измерение к концепциям абсолютной бедности, потому что она относится к обстоятельствам, при которых проводятся сравнения, и не определяет общий порог. Подход RD полезен, так как он отличается от традиционных концепций бедности тем, что он определяет относительный уровень лишения материальных или социальных активов и условий, тогда как бедность понимается как «отсутствие или отказ в ресурсах для получения этих условий жизни» ( Townsend et al.1987, 85; цитируется по Sauders 1994, 235–236).

Концептуальные основы маргинальности более подробно рассматриваются в гл. 2 (этот том) Гатцвайлера и Баумюллера. Авторы рассматривают различия между структурами, теориями и моделями и подчеркивают, что маргинальность лучше всего воспринимается как структура, в рамках которой можно с пользой применять и проверять различные наборы теорий и моделей. Сокращение разнообразия бедности до нескольких показателей влечет за собой риск упустить из виду критические особенности и причинно-следственные связи, лежащие в основе бедности при анализе с точки зрения системы.Гацвейлер и Баумюллер рассматривают эволюцию концепции маргинальности, а также теорий классов бедности. На практике они иллюстрируют ситуации маргинальности действующего лица (человека или группы) с помощью определенного положения в рамках множества измерений (например, социального, экономического, политического, пищевого, образовательного, географического) жизни людей, в которых они находятся. более или менее маргинализированы. Они дополнительно уточняют концептуальную основу для исследования маргинальности, отделяя «кластеры биофизической причинности» от «кластеров социальной причинности» как стимулирующие или сдерживающие факторы, которые приводят к результатам в виде благосостояния или бедности, а также изменения позиций и условий, формируемые обратной связью с людьми. факторы и кластеры причинности.

Подход социальной изоляции частично совпадает с концепцией маргинальности, когда она рассматривается как условие и процесс «отделения от организаций и сообществ, из которых состоит общество, и от прав и обязанностей, которые они воплощают» (Room 1995, 243 ). В гл. 3 (этот том) Зохир подчеркивает, что в отношении исключения:

Во всех начинаниях в области развития за последние два десятилетия или более, либо под видом Стратегии сокращения бедности (ССБ) и Целей развития тысячелетия (ЦРТ), либо для достижения большей справедливости и содействия инклюзивному росту, общая озабоченность заключалась в том, чтобы те, кто «не учтены»… [где]… «обделенными» могут быть дети, которых не отправляют в школы их родители, бедные сельские женщины, неспособные воспользоваться услугами здравоохранения или рыночными возможностями, люди из меньшинств или социально отверженных групп, имеющие ограниченный доступ к работе и общественным удобствам или его отсутствие, а также инвалиды с физическими или умственными недостатками. Мы называем этих людей или социальные группы «исключенными», а более широкий предмет исследования — «исключением».

Как принадлежность к группе или сообществу, так и принадлежность к институциональной среде, обеспечивающей права и обязанности, необходимы для выхода из маргинальности, улучшения функций и достижения свобод. Зохир использует базовую, но четкую экономическую теорию, чтобы направлять практику развития к пониманию исключения и инициатив по «включению» маргинализированных слоев населения. Выделены взаимосвязи между контрактами, товарами и услугами и исключением, и типы исключения определены с помощью анализа спроса и предложения услуг: добровольное исключение, исключение, вызванное недостаточной осведомленностью, исключение для выживания, исключение из-за отсутствие спроса и изоляция, вызванная «расстоянием» (социальная изоляция, плохая связь).Полезные практические выводы можно получить, когда Зохир применяет эту теоретическую аналитическую основу для определения объема различных вмешательств для решения различных типов исключения, таких как инновации в производстве, ценовые субсидии или трансферты.

Социально-экологическая перспектива маргинальности исследуется Калло-Конча и др. в гл. 4 (этот том). Авторы подчеркивают, что маргинальность — это скорее норма, чем исключение в экологических системах. Они подчеркивают, что многие сложные явления формируются как социальными, так и экологическими системами одновременно и неразрывно, и поэтому сложная проблема маргинальности может быть успешно решена с помощью интегрированных социально-экологических системных подходов.Три концептуальные и теоретические главы, упомянутые выше, служат руководством для многих наиболее прикладных глав этой книги. Они подчеркивают взаимодополняющие роли альтернативных дисциплинарных подходов к решению проблемы маргинальности и возможности для дальнейших концептуальных и теоретических исследований.

Изменение представлений о развитии и глобальных изменениях требует такого нового подхода к решению проблемы бедности через призму маргинальности. За последние два десятилетия картина глобального развития резко изменилась. Во многих развивающихся странах высокие темпы экономического роста позволили миллионам людей выбраться из нищеты по доходам. Тем не мение; в Южной Азии и АЮС мы находим страны с высокими темпами экономического роста, но также с высоким уровнем бедности. Это тот случай, когда во многих сельских районах земля становится менее доступной; экосистемы часто оказываются более деградированными, в то время как доступ к питьевой воде, санитарии и энергетическим ресурсам остается ограниченным для многих бедных сообществ.

Что такое маргинализация и что вы можете с этим сделать?

Первоначальное значение глагола «маргинализировать» было следующим: «писать заметки на полях.Хотя это определение сегодня устарело, оно дает полезную визуализацию современного значения этого термина.

Маргинализация , как мы его в настоящее время определяем, — это низведение кого-либо до неважного или беспомощного положения, заставляющее его чувствовать, если хотите, как будто эти записи вытеснены на обочину общества. Нацарапано. Практически не читается. Маленький.

На работе маргинализация происходит из-за человека или группы; обычно тот, кто находится у власти, например, менеджер или доминирующая социальная группа; имеет негативные предвзятые мнения о коллеге или подчиненном.Они могут полагать, что сотрудник ленив или некомпетентен, или просто не любить их, даже если, а иногда и особенно, если сотрудник хорош в том, что они делают.

Это форма предрассудков, и если ее не остановить, она порождает токсичную рабочую среду для маргинализованного сотрудника: менеджер может найти способы изолировать сотрудника, исключив его из собраний или даже переместив в другое место в офисе. Менеджер также может не признавать достижения сотрудника, запугивать его или проявлять неуважение, чтобы заставить его чувствовать себя менее ценным.

Подробнее: Делаете ли вы вклад в создание инклюзивного или эксклюзивного рабочего места?

Звучит ужасно, правда? Это. И хотя это может случиться с кем угодно, чаще всего это происходит с группами, уже ведущими тяжелые бои на наших рабочих местах — женщины, цветные, люди с ограниченными возможностями, люди с избыточным весом и т. Д. Прямой результат таких пиявок, как расизм и сексизм, маргинализация. одновременно является препятствием для продвижения и счастья и символизирует эксклюзивную и дискриминационную рабочую среду.

Примеры маргинализации

Маргинализация может быть очевидной или очень тонкой, почти невозможной доказать или даже убедить себя в том, что это происходит. Вот несколько примеров маргинализации на работе:

• Предполагается, что кто-то будет действовать определенным образом, основываясь на стереотипах об их идентичности (таких аспектах, как раса, пол, сексуальность и т. Д.)

• Отказ в профессиональных возможностях из-за аспектов чьей-либо идентичности (расизм, сексизм, эйлизм)

• Не предоставление равного доступа к ресурсам из-за чьей-либо личности

• Оскорбительные выражения или запугивание

• Предположим, что кто-то попал туда, где они есть, только потому, что они «отметили поле разнообразия»

• Выделение кого-либо из-за его религиозных убеждений или культурных обычаев

• Отказ признать хорошую работу или постоянное признание чужой работы

• Поиск способов изолировать кого-либо, например, намеренное исключение его из встреч

• Откровенное неуважение

Такое поведение обычно приводит к тому, что маргинализированные сотрудники чувствуют себя невидимыми, как будто их навыки нежелательны или ненужны в их команде или в их компании.

Писательница Жанетт Леблан написала, пожалуй, одну из самых красноречивых цитат о маргинализации, как с точки зрения того, как она влияет на маргинализированных людей и которые остаются незамеченными.

«Вы, скорее всего, столкнетесь с мыслью, что мы создаем нашу собственную реальность», — пишет она. «Это может быть вдохновляющей идеей, и во многих отношениях это правда. Но он также правомерен и высокомерен и может быстро перейти в опасную форму газлайтинга. Когда это происходит, это акт позора и насилие.Потому что случаются хреновые вещи. Грязные и жестокие вещи. И если сказать, что мы создаем полностью наши собственные реальности, значит, в этом мире люди — особенно маргинальные группы людей — будут нести ответственность за обстоятельства, в которых они оказались без власти. Берегись от повторения этого и держись нежно и твердо, если тебе когда-нибудь навяжут.

Последствия маргинализации

Маргинализация может иметь разрушительные последствия для психического, эмоционального и физического благополучия людей. Столкнувшись с изоляцией, маргинализированные сотрудники часто теряют интерес к своей работе и становятся еще более изолированными. Они сообщают о чувствах гнева, страха, депрессии, беспокойства, печали и стресса, сосредоточенных вокруг чего-то, что находится вне их контроля: чьих-то вопиющих предрассудков.

Для компаний, желающих оставаться актуальными, маргинализация — это рак. Он заглушает голоса различных групп, «отделяя» их. Маргинальные сотрудники начинают искать работу в другом месте, и с их уходом приходят различные идеи и взгляды, которые могут помочь компаниям развиваться.

Как бороться с маргинализацией на работе

Если вы считаете, что подвергаетесь маргинализации, вы можете предпринять шаги, чтобы улучшить свои обстоятельства.

Если вы знаете, что подвергаетесь маргинализации из-за вашей расы, пола, возраста, сексуальной ориентации или другого защищенного аспекта вашей личности, то следуйте надлежащим инструкциям по борьбе с дискриминацией. Поговорите со своим начальником или менеджером, которому вы доверяете, документируйте каждое обсуждение и каждый случай дискриминации, сообщайте обо всем в HR и при необходимости обращайтесь в Американский союз гражданских свобод (ACLU) или Комиссию по равным возможностям трудоустройства (EEOC).

У вас есть законное право на безопасную рабочую среду, и если компания серьезно относится к тому, чтобы все сотрудники чувствовали себя желанными гостями, они предпримут шаги, чтобы научить команды бессознательной предвзятости и вовлеченности.

Подробнее: Fat-Shaming на’Shrill ‘? Это законно — технически

Однако, если вы обнаружите, что не знаете, почему вас маргинализируют (вы не можете точно определить конкретные случаи, когда кто-то упомянул ваш возраст, расовую принадлежность и т. Д.), Подумайте над собой.Социальная или профессиональная изоляция и маргинализация — не всегда одно и то же. Вы можете отталкивать людей из-за того, что ведете себя слишком негативно, слишком много говорите или хвастаетесь. Вы также можете избегать общения и можете попытаться установить контакт с другими, прежде чем делать какие-то выводы.

Попробуйте посетить корпоративные мероприятия или счастливые часы с коллегами. Попросите кого-нибудь, кто вам нравится, выпить кофе. Присоединяйтесь или создайте группу поддержки в своей компании, чтобы создать свое сообщество.

Наконец, если ни один из этих вариантов не подходит, подумайте, подходит ли вам культура вашей компании.Вам не обязательно уходить, нет, но есть компании, которые будут относиться к вам с добротой и уважением. Дайте себе возможность уйти.

Проблемы публикации исследований по маргинализованным сообществам (эссе)

В последнее время я беседовал с другими учеными, изучающими маргинальные сообщества, на тему, которой я еще не видел, чтобы она получила большое внимание в академии. То есть, что происходит, когда в рамках изучения маргинализированных сообществ вы обнаруживаете, что: (1) изучаете популяцию, которая почти полностью отсутствует в существующей литературе, и (2) вам нужно поместить свое исследование в литературу, которая не включает о численности населения? Как решить эту дилемму?

Неудивительно, что проблема возникает из-за процессов научного исследования, публикации и обсуждения, которые развиваются с течением времени.Научная работа, как и любое другое дело, созданное людьми, формируется и ограничивается перспективами, точками зрения и предубеждениями людей, которые делают это в разное время, в разных контекстах и ​​по-разному. В результате легко оглянуться назад во времени и заметить, что некоторые темы, которые сегодня кажутся очевидными, отсутствуют в более ранних теориях, утверждениях фактов, утверждениях истины и целых дисциплинах.

Столь же неудивительно, что оглядываясь назад, можно обнаружить, что те ранее пропущенные предметы часто изначально попадали в дисциплины, когда, например, члены таких групп добивались доступа к научной карьере и возможностям, члены таких групп становились более заметными или узнаваемыми в мейнстрим и / или члены таких групп оказались под атакой в ​​результате новых юридических и политических кампаний.Хотя такие ранее отсутствующие предметы существовали в естественном мире, который мы все разделяем, обычно требовался некоторый внешний катализатор или стимул от людей, испытавших их, чтобы наука заметила и медленно включила предмет в существующие теории, утверждения фактов, утверждения истины и дисциплины. .

Хотя я мог выбирать из любого количества примеров с течением времени, область, в которой я работал в течение многих лет, теперь представляет собой типичный случай. Как показано в рассказах, архивных документах и ​​других материалах, сексуальные меньшинства были активны в рамках основных религиозных традиций и создавали свои собственные религиозные традиции на протяжении как минимум столетия.Тем не менее, научные исследования религии, сексуальных меньшинств и сексуальности в целом не обращали на них никакого внимания до 1970-х годов (с парочкой примеров) и 1990-х годов (с парочкой других примеров). Кроме того, небольшое количество исследований, проведенных в те десятилетия, на самом деле не привело к появлению реальной области исследований до 2000-х годов и настоящего десятилетия. До массовых движений и событий за религиозные и сексуальные права и без присутствия многих ученых, открыто заявлявших о принадлежности к сексуальным меньшинствам, этот аспект нашего мира просто не находил голоса в его научном построении.

Некоторые люди будут смотреть на такие закономерности и утверждать, что наука самокорректируется, поэтому проблем не существует. Другие будут смотреть на те же модели и утверждать, что сама наука проблематична, как и другие основные институты, потому что она часто служит самодостаточным средством для тех, кто находится у власти. Но я не собираюсь здесь вдаваться в эти дебаты. Фактически, я могу довольно хорошо спорить с любой из сторон, и я знаю других, которые могут сделать то же самое. Скорее, я возвращаюсь к вопросу, поставленному в начале этой статьи: что делают ученые, когда они оказываются между существующими научными нормами и попытками изучать то, что противоречит этим нормам или иным образом не соответствует им?

Я не претендую на какой-либо однозначный ответ на этот вопрос, и я даже не уверен, что он подходит для всех случаев.В то же время я сталкивался с этой дилеммой, время от времени изучая трансгендерный опыт (в литературе, построенной в основном на цисгендерных предположениях и фокусе на сегодняшний день), бисексуальный опыт (в литературе, построенной в основном на моносексуальных предположениях и фокусе внимания на сегодняшний день) и нерелигиозный опыт (в литературы, построенной в основном на религиозных предпосылках и актуальной на сегодняшний день).

Здесь я предлагаю три способа решения этой дилеммы в этих областях исследований и приглашаю других предложить любые дополнительные стратегии.

Используйте отсутствие маргинализированных групп населения в науке, чтобы продемонстрировать важность исследования. В статье, посвященной опыту трансгендеров с религией, я, например, обрисовал в общих чертах, каким образом религиозные, гендерные и гендерно-религиозные исследования основываются на цисгендерных выборках, предположениях, популяциях и результатах. Для этого мы с моими сотрудниками проанализировали существующую литературу в этих областях на предмет того, как они создали науку цисгендерной религии вместо науки религии.

Яркая сторона этого подхода заключается в том, что существующий литературный уклон дает оправдание для изучения нетрадиционной темы. Обратной стороной этого, однако, является то, что ваши шансы на публикацию в значительной степени зависят от готовности рецензентов и редакторов журналов продуктивно справиться с предвзятостью, на которую вы только что указали, или рассмотреть возможность указать на такую ​​предвзятость как вклад в стипендию в вашей работе. поле. Фактически, у меня уже были опытные рецензенты и редакторы, которые действительно добиваются этих двух целей, и другие, которые вместо этого отреагировали гораздо более негативно.

Избегайте академических журналов в пользу других вариантов публикации. Академические журналы полагаются на получение признания со стороны других, которые могли быть заинтересованы в сохранении статус-кво, поэтому может быть полезно поискать другие источники. Вот почему члены маргинализированных групп и ученые, изучающие маргинализованные сообщества, часто гораздо чаще цитируют и цитируют академические книги из различных изданий, главы академических книг из различных отредактированных томов и даже академические и активистские блоги и другие неформальные статьи.Поскольку такие пространства не полностью зависят от восприятия людей, уже связанных с существующими академическими нормами и предположениями, они часто предоставляют больше места для новых, сложных и критических идей, данных и аргументов. В таких случаях ученые могут сначала опубликовать или найти ссылку на стипендию вне журнала, а затем использовать эту публикацию или цитирование в более поздних попытках в рамках этого процесса.

Сосредоточьте работу на концептуальном развитии, а не на рассматриваемом населении. Исследования членов доминирующих групп часто принимаются на их собственных условиях, но сосредоточение внимания на маргинализированных группах населения часто вызывает негативную реакцию, обвинения в «поиске себя» и вопросы о резонансе или важности для более широкого (читай: доминирующего) мира. Таким образом, один из способов публикации исследований маргинализированных групп населения заключается в их концептуальном оформлении.

Например, это не исследование бисексуальных чернокожих цисгендерных женщин, а скорее исследование того, как некоторые люди управляют эмоциями в связи с несопоставимыми расовыми, сексуальными и гендерными нормами.Когда популяция не считается достаточно распространенной, чтобы гарантировать наблюдение или не часто является частью существующих данных обследований или анализа, концептуальный ракурс (то есть, как эта «необычная» популяция соотносится с основной массой) может быть полезен для демонстрации посторонним лицам ценности дело. Кроме того, после того, как несколько из этих статей будут опубликованы, исследователи могут использовать их комбинацию, чтобы обосновать (вставьте название дисциплины) область изучения этой группы населения — как это уже много раз делалось в прошлом с другими маргинализованными группами. населения.

Хотя вышеупомянутые подходы ни в коем случае не являются исчерпывающими, и каждый из них имеет свои преимущества и недостатки, они могут служить в качестве начальных решений для исследователей, которые изучают группы или явления, которые в настоящее время отсутствуют — в основном или полностью — в научной литературе или конкретные предположения и факты их дисциплины. Судя по существующим научным данным, эта дилемма не нова и вряд ли исчезнет. Таким образом, для ученых, изучающих маргинальные темы и сообщества, может быть полезно продолжить обсуждение, обмен опытом и работу над стратегиями расширения тем и групп населения, признанных в рамках различных научных дисциплин и между ними.