brinmax

Читать Этому в школе не учат — Зверев Сергей — Страница 1

Сергей Зверев

Этому в школе не учат

© Зверев С.И., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Часть первая. Московская осень

Глава 1

Сколько раз он убегал от нее, костлявой. И вот смерть опять стояла за спиной. А мысли метались в черепной коробке, как шарик пинг-понга, в поисках выхода.

Какой черт, спрашивается, приволок его в Минск? Думал, пробежится по старым знакомым, найдет родню. И схоронится до лучших времен, пока враги не устанут его искать. Вот только родственников найти не удалось. А кореша, которые клялись ему в верности… Ну что же, верность – она ведь как – до гроба. Вот кто-то из них и решил его в этот гроб загнать. И повязал его с утречка прямо на «малине» уголовный розыск – сонного и ничего не понимающего. А он даже за револьвер не успел схватиться. Да и хорошо, что не успел. Легавые злые были – по ним заметно, что ни секунды не думая, пустили бы его в расход, только повода ждали.

И вот следственная тюрьма на окраине Минска – старинная, напоминавшая средневековый замок. И с такими толстыми стенами, что никакие тараны и артиллерия не пробьют.

В камеру на двенадцать человек с высокими потолками и одновременно спертым воздухом, пронизанным тюремными запахами, Курган «заезжал» с опаской. За ним топор ходил – его воры на сходняке к смерти приговорили. В России в тюрьме могли запросто заточкой проткнуть, а при неимении оной ночью придушить подушкой. Но тут расклады другие. В камерах верховодили не закаленные в ГУЛАГе тертые воры в законе, а разношерстный уголовный элемент из Польши, Белоруссии и Украины. И особенно из Львова – это такой Ростов-Папа этих земель. И у них тут расклады свои.

Сокамерники начали было Кургана пробовать на прочность. Ему пришлось себя обозначить:

– Кровь у меня воровская, а что не ваш – так не взыщите. Но за свое право глотки выгрызу.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но его выручил Старый Амадей.

– А ну цыц! Раздухарились тут. Видно же, что наш человек.

Ну, наш так наш. Возражающих не было.

И потянулись тягостные тюремные месяцы.

Курган с его талантом втираться в доверие довольно близко сошелся со Старым Амадеем. Сперва, правда, думал, тот подсадной. Да только о делах они не говорили – так, все больше за жизнь да за свободу.

Сам Амадей все же проболтался однажды:

– Интересно товарищам следователям, кто я да откуда и как додумался вскрыть сейф с деньгами районной заготовительной конторы. Только ничего им не узнать. Для полицейского управления Варшавы, конечно, медвежатник по кличке Абрам – это фигура значительная…

– Почему Абрам? – не понял Курган.

– А как же еще, если мой папаша – сапожник из самого еврейского варшавского района? Но только Варшава ныне под немцами, и комиссарам туда хода нет…

Конвой за Курганом не высылали. Допросили его сотрудники угрозыска два раза, продемонстрировав, что знают все его имена и кликухи. Попытались примерить к нему несколько разбоев, но он стоял стойко на своем – не мое. И пока что от него отстали.

А 22 июня началась война.

Тюремная администрация настоятельно советовала следственно-арестованным не беспокоиться – немца скоро отбросят от границ, и все будет, как раньше. И народный суд всему антиобщественному элементу воздаст по заслугам. Только доходили слухи, что советские войска уже не отступали, а бежали. Вроде бы пал Вильнюс, и немцы стремительно надвигаются на Минск.

Старый Амадей становился с каждым часом все мрачнее.

– Что пригорюнился? – спросил его Курган. – Под панами жил. Под Советами жил. И под немцами проживешь.

– А ты слышал, что они с евреями делают?

– Что?

– Еврей для немца – хуже вши для солдата. Гетто и расстрел…

То, что дела на фронте совсем плохи, стало ясно, когда из тюрьмы в авральном порядке вывезли политических. Да еще прошел слух, что уголовников эвакуировать не успевают, поэтому их просто поставят к стенке. И Курган в это верил. Ждал, холодея, что скажут им однажды: «Стройся». И положат из пулемета.

Дни щелкали быстро – их нес бурный поток событий. Война теперь звучала в отдалении грохотом орудий. И этот грохот приближался.

Однажды в тюрьме стало совсем тихо. Стало понятно, что заключенных бросили. Больше никто не приносил еду и питье. Но камеры оставались закрытыми.

28 июня пришли немцы. Буднично так. Для них порядок – это святое. Поэтому воду и еду они заключенным раздали, как положено. И следующим вечером выстроили в тюремном дворе.

Перед строем чинно прогуливался новый комендант тюрьмы, а по совместительству царь и бог для всех ее постояльцев. Этот долговязый человек с тонкими руками и ногами, в идеально подогнанной и выглаженной как на парад серой форме с витыми серебряными погонами, напоминал болотную цаплю. К его длинному носу намертво прилипли круглые очки.

Его короткую, но емкую речь толстенький переводчик в серой мешковатой форме переводил тонким противным голосом на белорусский и русский языки. Притом его русский был с легким, но царапающим слух акцентом.

Со слов коменданта, гнусная сущность СССР вовсе не примиряет немцев с отбросами его общества и преступниками. Если Советы испытывают к таковым чувство, сходное с единением, то в Германии царит закон и порядок, а нарушители караются по заслугам. А ничего, кроме казни, бандиты и воры не заслуживают. Единственно, что может их спасти – это духовное преображение под сенью великого рейха. В общем, кто хочет в новую жизнь, должен зарекомендовать себя. Например, донести на политруков, жидов и большевиков.

Для убедительности немцы тут же в тюремном дворе расстреляли пару человек как пособников коммунистов.

Кургана сдавила жуткая мысль, что вот так запросто, без суда и следствия, могут пустить в расход и его. А на земле нет ничего более дорогого, чем собственная шкура.

И ее надо спасать!

Глава 2

– А нам все одно помирать! Ни немец не пожалеет, ни наш начальник! – кричал невысокий худощавый парень с острыми несерьезными усиками.

Под его мятым пиджаком – гимнастерка. Щеки тщательно выбриты. Он тяжело опирался на массивную палку и кривился от боли, если вдруг переносил вес на правую ногу.

Около магазина «Бакалея» в Пушкаревом переулке хромой парень собрал вокруг себя приличную толпу. И она возбужденно гудела – сочувствующе или протестующе.

Много лет я ходил этим маршрутом по моим московским, узким, по-домашнему уютным сретенским переулкам с вычурными дореволюционными домами, живописными двориками с колоритными обитателями. И в один день, 22 июня 1941 года, мой город стал иным. Здесь все так же ходили люди, мели улицы дворники, у кинотеатра «Уран» толпилась публика. Но на всех нас легла разлапистая уродливая тень войны.

В июле была первая бомбежка Москвы, и в небе повисли аэростаты противовоздушной обороны. На крышах дежурили добровольцы, туша падающие с фашистских самолетов зажигалки. Город поблек и потускнел, когда золотые купола храмов замазали черной краской, чтобы они не служили ориентиром для немецких пилотов. На улицах стало много военных. А в военкоматы стояли длинные очереди. Появились карточки на хлеб и крупу. Сначала будто нехотя, медленно, но все быстрее и быстрее город переходил на военные рельсы.

С давних времен неизменный признак войны в России – из магазинов сметают спички, мыло, керосин. А покупатели в тщетном ожидании товара толкутся у бакалейных магазинов в очередях по сто человек. Вот и у нашего бакалейного – постоянно толпа. Люди там обсуждают положение на фронтах, горячатся. Эти очереди стали своеобразным клубом, где можно унять свои страхи, набраться друг у друга уверенности в завтрашнем дне или вместе со всеми погрузиться в отчаяние.

Я остановился, вслушиваясь в спор, который заходил вообще не в ту степь.

– Наш человек так, пыль под ногами! – кричал хромой. – Солдатика или танк немецкий задавит, или комиссар в спину стрельнет за то, что тот погибать не хочет. Фронт – это верная погибель. И здесь погибель! Немец придет – нас жалеть не будет. Бежать надо!

Читать онлайн «Этому в школе не учат» автора Зверев Сергей Иванович — RuLit

Сергей Зверев

Этому в школе не учат

Часть первая. Московская осень

Сколько раз он убегал от нее, костлявой. И вот смерть опять стояла за спиной. А мысли метались в черепной коробке, как шарик пинг-понга, в поисках выхода.

Какой черт, спрашивается, приволок его в Минск? Думал, пробежится по старым знакомым, найдет родню. И схоронится до лучших времен, пока враги не устанут его искать. Вот только родственников найти не удалось. А кореша, которые клялись ему в верности… Ну что же, верность — она ведь как — до гроба. Вот кто-то из них и решил его в этот гроб загнать. И повязал его с утречка прямо на «малине» уголовный розыск — сонного и ничего не понимающего. А он даже за револьвер не успел схватиться. Да и хорошо, что не успел. Легавые злые были — по ним заметно, что ни секунды не думая, пустили бы его в расход, только повода ждали.

И вот следственная тюрьма на окраине Минска — старинная, напоминавшая средневековый замок. И с такими толстыми стенами, что никакие тараны и артиллерия не пробьют.

В камеру на двенадцать человек с высокими потолками и одновременно спертым воздухом, пронизанным тюремными запахами, Курган «заезжал» с опаской. За ним топор ходил — его воры на сходняке к смерти приговорили. В России в тюрьме могли запросто заточкой проткнуть, а при неимении оной ночью придушить подушкой. Но тут расклады другие. В камерах верховодили не закаленные в ГУЛАГе тертые воры в законе, а разношерстный уголовный элемент из Польши, Белоруссии и Украины. И особенно из Львова — это такой Ростов-Папа этих земель. И у них тут расклады свои.

Сокамерники начали было Кургана пробовать на прочность. Ему пришлось себя обозначить:

— Кровь у меня воровская, а что не ваш — так не взыщите. Но за свое право глотки выгрызу.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но его выручил Старый Амадей.

— А ну цыц! Раздухарились тут. Видно же, что наш человек.

Ну, наш так наш. Возражающих не было.

И потянулись тягостные тюремные месяцы.

Курган с его талантом втираться в доверие довольно близко сошелся со Старым Амадеем. Сперва, правда, думал, тот подсадной. Да только о делах они не говорили — так, все больше за жизнь да за свободу.

Сам Амадей все же проболтался однажды:

— Интересно товарищам следователям, кто я да откуда и как додумался вскрыть сейф с деньгами районной заготовительной конторы. Только ничего им не узнать. Для полицейского управления Варшавы, конечно, медвежатник по кличке Абрам — это фигура значительная…

— Почему Абрам? — не понял Курган.

— А как же еще, если мой папаша — сапожник из самого еврейского варшавского района? Но только Варшава ныне под немцами, и комиссарам туда хода нет…

Конвой за Курганом не высылали. Допросили его сотрудники угрозыска два раза, продемонстрировав, что знают все его имена и кликухи. Попытались примерить к нему несколько разбоев, но он стоял стойко на своем — не мое. И пока что от него отстали.

А 22 июня началась война.

Тюремная администрация настоятельно советовала следственно-арестованным не беспокоиться — немца скоро отбросят от границ, и все будет, как раньше. И народный суд всему антиобщественному элементу воздаст по заслугам. Только доходили слухи, что советские войска уже не отступали, а бежали. Вроде бы пал Вильнюс, и немцы стремительно надвигаются на Минск.

Старый Амадей становился с каждым часом все мрачнее.

— Что пригорюнился? — спросил его Курган. — Под панами жил. Под Советами жил. И под немцами проживешь.

— А ты слышал, что они с евреями делают?

— Что?

— Еврей для немца — хуже вши для солдата. Гетто и расстрел…

То, что дела на фронте совсем плохи, стало ясно, когда из тюрьмы в авральном порядке вывезли политических. Да еще прошел слух, что уголовников эвакуировать не успевают, поэтому их просто поставят к стенке. И Курган в это верил. Ждал, холодея, что скажут им однажды: «Стройся». И положат из пулемета.

Дни щелкали быстро — их нес бурный поток событий. Война теперь звучала в отдалении грохотом орудий. И этот грохот приближался.

Однажды в тюрьме стало совсем тихо. Стало понятно, что заключенных бросили. Больше никто не приносил еду и питье. Но камеры оставались закрытыми.

28 июня пришли немцы. Буднично так. Для них порядок — это святое. Поэтому воду и еду они заключенным раздали, как положено. И следующим вечером выстроили в тюремном дворе.

Перед строем чинно прогуливался новый комендант тюрьмы, а по совместительству царь и бог для всех ее постояльцев. Этот долговязый человек с тонкими руками и ногами, в идеально подогнанной и выглаженной как на парад серой форме с витыми серебряными погонами, напоминал болотную цаплю. К его длинному носу намертво прилипли круглые очки.

Книга Этому в школе не учат читать онлайн бесплатно, автор Сергей Зверев – Fictionbook

© Зверев С.И., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Часть первая. Московская осень

Глава 1

Сколько раз он убегал от нее, костлявой. И вот смерть опять стояла за спиной. А мысли метались в черепной коробке, как шарик пинг-понга, в поисках выхода.

Какой черт, спрашивается, приволок его в Минск? Думал, пробежится по старым знакомым, найдет родню. И схоронится до лучших времен, пока враги не устанут его искать. Вот только родственников найти не удалось. А кореша, которые клялись ему в верности… Ну что же, верность – она ведь как – до гроба. Вот кто-то из них и решил его в этот гроб загнать. И повязал его с утречка прямо на «малине» уголовный розыск – сонного и ничего не понимающего. А он даже за револьвер не успел схватиться. Да и хорошо, что не успел. Легавые злые были – по ним заметно, что ни секунды не думая, пустили бы его в расход, только повода ждали.

И вот следственная тюрьма на окраине Минска – старинная, напоминавшая средневековый замок. И с такими толстыми стенами, что никакие тараны и артиллерия не пробьют.

В камеру на двенадцать человек с высокими потолками и одновременно спертым воздухом, пронизанным тюремными запахами, Курган «заезжал» с опаской. За ним топор ходил – его воры на сходняке к смерти приговорили. В России в тюрьме могли запросто заточкой проткнуть, а при неимении оной ночью придушить подушкой. Но тут расклады другие. В камерах верховодили не закаленные в ГУЛАГе тертые воры в законе, а разношерстный уголовный элемент из Польши, Белоруссии и Украины. И особенно из Львова – это такой Ростов-Папа этих земель. И у них тут расклады свои.

Сокамерники начали было Кургана пробовать на прочность. Ему пришлось себя обозначить:

– Кровь у меня воровская, а что не ваш – так не взыщите. Но за свое право глотки выгрызу.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но его выручил Старый Амадей.

– А ну цыц! Раздухарились тут. Видно же, что наш человек.

Ну, наш так наш. Возражающих не было.

И потянулись тягостные тюремные месяцы.

Курган с его талантом втираться в доверие довольно близко сошелся со Старым Амадеем. Сперва, правда, думал, тот подсадной. Да только о делах они не говорили – так, все больше за жизнь да за свободу.

Сам Амадей все же проболтался однажды:

– Интересно товарищам следователям, кто я да откуда и как додумался вскрыть сейф с деньгами районной заготовительной конторы. Только ничего им не узнать. Для полицейского управления Варшавы, конечно, медвежатник по кличке Абрам – это фигура значительная…

– Почему Абрам? – не понял Курган.

– А как же еще, если мой папаша – сапожник из самого еврейского варшавского района? Но только Варшава ныне под немцами, и комиссарам туда хода нет…

Конвой за Курганом не высылали. Допросили его сотрудники угрозыска два раза, продемонстрировав, что знают все его имена и кликухи. Попытались примерить к нему несколько разбоев, но он стоял стойко на своем – не мое. И пока что от него отстали.

А 22 июня началась война.

Тюремная администрация настоятельно советовала следственно-арестованным не беспокоиться – немца скоро отбросят от границ, и все будет, как раньше. И народный суд всему антиобщественному элементу воздаст по заслугам. Только доходили слухи, что советские войска уже не отступали, а бежали. Вроде бы пал Вильнюс, и немцы стремительно надвигаются на Минск.

Старый Амадей становился с каждым часом все мрачнее.

– Что пригорюнился? – спросил его Курган. – Под панами жил. Под Советами жил. И под немцами проживешь.

– А ты слышал, что они с евреями делают?

– Что?

– Еврей для немца – хуже вши для солдата. Гетто и расстрел…

То, что дела на фронте совсем плохи, стало ясно, когда из тюрьмы в авральном порядке вывезли политических. Да еще прошел слух, что уголовников эвакуировать не успевают, поэтому их просто поставят к стенке. И Курган в это верил. Ждал, холодея, что скажут им однажды: «Стройся». И положат из пулемета.

Дни щелкали быстро – их нес бурный поток событий. Война теперь звучала в отдалении грохотом орудий. И этот грохот приближался.

Однажды в тюрьме стало совсем тихо. Стало понятно, что заключенных бросили. Больше никто не приносил еду и питье. Но камеры оставались закрытыми.

28 июня пришли немцы. Буднично так. Для них порядок – это святое. Поэтому воду и еду они заключенным раздали, как положено. И следующим вечером выстроили в тюремном дворе.

Перед строем чинно прогуливался новый комендант тюрьмы, а по совместительству царь и бог для всех ее постояльцев. Этот долговязый человек с тонкими руками и ногами, в идеально подогнанной и выглаженной как на парад серой форме с витыми серебряными погонами, напоминал болотную цаплю. К его длинному носу намертво прилипли круглые очки.

Его короткую, но емкую речь толстенький переводчик в серой мешковатой форме переводил тонким противным голосом на белорусский и русский языки. Притом его русский был с легким, но царапающим слух акцентом.

Со слов коменданта, гнусная сущность СССР вовсе не примиряет немцев с отбросами его общества и преступниками. Если Советы испытывают к таковым чувство, сходное с единением, то в Германии царит закон и порядок, а нарушители караются по заслугам. А ничего, кроме казни, бандиты и воры не заслуживают. Единственно, что может их спасти – это духовное преображение под сенью великого рейха. В общем, кто хочет в новую жизнь, должен зарекомендовать себя. Например, донести на политруков, жидов и большевиков.

Для убедительности немцы тут же в тюремном дворе расстреляли пару человек как пособников коммунистов.

Кургана сдавила жуткая мысль, что вот так запросто, без суда и следствия, могут пустить в расход и его. А на земле нет ничего более дорогого, чем собственная шкура.

И ее надо спасать!

Глава 2

– А нам все одно помирать! Ни немец не пожалеет, ни наш начальник! – кричал невысокий худощавый парень с острыми несерьезными усиками.

Под его мятым пиджаком – гимнастерка. Щеки тщательно выбриты. Он тяжело опирался на массивную палку и кривился от боли, если вдруг переносил вес на правую ногу.

Около магазина «Бакалея» в Пушкаревом переулке хромой парень собрал вокруг себя приличную толпу. И она возбужденно гудела – сочувствующе или протестующе.

Много лет я ходил этим маршрутом по моим московским, узким, по-домашнему уютным сретенским переулкам с вычурными дореволюционными домами, живописными двориками с колоритными обитателями. И в один день, 22 июня 1941 года, мой город стал иным. Здесь все так же ходили люди, мели улицы дворники, у кинотеатра «Уран» толпилась публика. Но на всех нас легла разлапистая уродливая тень войны.

В июле была первая бомбежка Москвы, и в небе повисли аэростаты противовоздушной обороны. На крышах дежурили добровольцы, туша падающие с фашистских самолетов зажигалки. Город поблек и потускнел, когда золотые купола храмов замазали черной краской, чтобы они не служили ориентиром для немецких пилотов. На улицах стало много военных. А в военкоматы стояли длинные очереди. Появились карточки на хлеб и крупу. Сначала будто нехотя, медленно, но все быстрее и быстрее город переходил на военные рельсы.

С давних времен неизменный признак войны в России – из магазинов сметают спички, мыло, керосин. А покупатели в тщетном ожидании товара толкутся у бакалейных магазинов в очередях по сто человек. Вот и у нашего бакалейного – постоянно толпа. Люди там обсуждают положение на фронтах, горячатся. Эти очереди стали своеобразным клубом, где можно унять свои страхи, набраться друг у друга уверенности в завтрашнем дне или вместе со всеми погрузиться в отчаяние.

Я остановился, вслушиваясь в спор, который заходил вообще не в ту степь.

– Наш человек так, пыль под ногами! – кричал хромой. – Солдатика или танк немецкий задавит, или комиссар в спину стрельнет за то, что тот погибать не хочет. Фронт – это верная погибель. И здесь погибель! Немец придет – нас жалеть не будет. Бежать надо!

– Да куда бежать? – слышались встревоженные голоса. – А квартира? А работа?

– Вот и будет тебе работа на Адольфа!

– Да уж лучше под Адольфом, чем с голоду сдохнуть или на фронте! – послышался из толпы звонкий мужской голос.

Ропот рос. Народ волновался.

– Тогда судьбинушку свою принять, – кивнул хромой. – Голову склонить. И ждать, когда Кремль с Берлином разберутся, кто из них важнее.

А люди стоят, уши развесили, внимают! Ну а что – война выводит психику людей из состояния равновесия. Страсти и чувства зашкаливают. Одни одержимы сладостно-мазохистским интересом к эпохальным событиям, других парализует ужас. Третьи бьются в слабоумном задоре – мол, одним махом семерых побивахом. Но у большинства на душе огромная тяжесть и осознание, что груз войны нести им – простому народу.

Эмоции на таких «митингах» вспыхивают легко, как сухой валежник. И я сам не исключение. Когда хромой начал талдычить о Кремле, для которого народ пушечное мясо, тут на меня нахлынула ярость. Это наша народная власть во главе с товарищем Сталиным у него просто Кремль?! А тогда в Кремле что сегодня коммунисты, что вчера цари – одно и то же? Вот же подлая морда!

– Это что же ты, прихвостень фашистский, сдаться нам предлагаешь? – выступил я вперед.

Хромой оглядел меня маленькими и злыми глазенками с ног до головы:

– Проходи, дядя, если неинтересно.

– Человек с фронта, – послышалось из толпы. – Раненый. Увечный навсегда.

– Ах, раненый! И призываешь под фашиста лечь? Тебя в голову ранили, а не в ногу, потрох сучий! – Страшная усталость, перемешанная с яростью, заварили в моей крови взрывной коктейль. И я шагнул вперед.

Хромой отпрянул и заорал:

– Вот, народ, наши начальнички-то! С портфелем! В галстуке!

Портфель у меня и правда был – обычно он набит тетрадями учеников, а сейчас разными документами. И одет я тоже аккуратно – в костюм и галстук. Школьный учитель всегда обязан являть собой образец опрятности и хорошего вкуса. Ну да, по виду чистый начальник.

 

– Чем больше народа русского в окопах танк германский гусеницами закопает, тем ему лучше! – не унимался хромой.

Тут черти меня толкнули – и ударил я его со всей дури. В последний момент чуть придержал удар, чтобы не прибить ненароком – рука у меня сильно тяжелая.

Хромой оказался верток и почти успел увернуться – вскользь ему прилетело. Но все равно хватило – отлетел шага на три и плюхнулся на мостовую. Головой трясет, пытается резкость в глазах вернуть.

И тут галдеж, крики:

– Убивают! Милиция!

Ну как обычно в таких случаях – ничего нового.

Шагнул я к поверженному противнику. Самообладание вернулось, и теперь я понимал, что негодяя нужно скрутить и сдать на руки ближайшему милиционеру или военному патрулю.

И тут на меня будто холодом повеяло. Краем глаза засек сбоку движение. Еще не понял, что происходит, но уже резко ступил на шаг вперед.

Почти успел… И тут в боку взорвалась страшная боль.

– Бежим! – послышался мужской голос. – Этого краснопузого я уложил!

Я осел на асфальт, шипя от боли. Хотя в тот момент не в ней было главное. Хуже всего, что я не задержал хромого.

Зазвучал в ушах отчаянный женский крик:

– Зарезали!!!

Глава 3

Подавленное состояние было в камере у всех.

– Выпустят. Мы им понадобимся, – убеждал сам себя Велислав – карманник из Бердичева.

– Ты понадобишься? – усмехался Старый Амадей. – Им не щипачи, а автоматчики нужны.

– Ну, так освою. Автомат не сложнее чужого кармана будет.

– Нет, братцы, – как-то обреченно сказал Курган. – Мы им не нужны. Им нужен их проклятый порядок. И они нас положат…

В подтверждение его слов во дворе послышались крики и прозвучала автоматная очередь.

«Моя пуля… Когда будет моя пуля?» – вращалось в голове Кургана.

Немцы пугали его до дрожи в коленках и пустоты в животе. Страшно было, как никогда ранее. Немецкая жестокая, нечеловеческая система порядка – куда до нее советскому ГУЛАГу, тоже не шибко доброму порой! У немца все механически, а с машиной не договоришься.

– Мои последние дни, – прошептал ему Старый Амадей.

– Да ты чего говоришь-то?!

– Чую, не выкарабкаюсь. Они же сказали – жиды и большевики под откос.

– А кто знает, что ты из евреев?

– Они узнают. Продаст кто-нибудь. Свою жалкую жизнь выкупая.

– Да не бойся. Ты и не такое, наверное, в жизни переживал.

– Переживал и пережил. А тут не переживу. – И старый вор-медвежатник, специалист по сейфам и железным ящикам, как-то внимательно, будто пытаясь просверлить насквозь, посмотрел на Кургана.

– Не бойся. Главное, не наделать глупостей, – беззаботно бросил Курган.

Полночи он не спал. Тревожно и напряженно думал, просчитывая свои перспективы. Надо что-то предпринимать. Если бы он по жизни расслаблялся, то и самой жизни у него уже не было бы. Но в нужный момент он всегда совершал нужный поступок. Вот и сейчас – дело осталось за поступком.

Под утро он заколотил в дверь камеры, требуя коменданта. Сокамерники с подозрением и изумлением смотрели на него.

– Ты что делаешь, пес?! – воскликнул Амадей, которого обожгла неожиданная догадка.

– Надо. Очень надо! – пробормотал, как пьяный, Курган.

И опять заколотил ладонью по двери.

– Что стучишь? – спросили на русском языке – немцы уже подобрали себе местных во внутреннюю охрану.

– Мне к коменданту! К коменданту давай!

Засов с лязгом отошел. У двери стояли двое дюжих охранников, у одного из них был автомат. При большевиках внутренней охране запрещалось ходить с оружием. Но у германца правила другие – если что не по ним, сразу стреляют.

– Выходи! – крикнул охранник. – Упаси тебя бог, если зря побеспокоил!

Отдельный кабинет раньше принадлежал начальнику тюрьмы. Там чопорный комендант, тот самый, похожий на цаплю, глянул на посетителя через свои круглые очки, как на насекомое – что, мол, нужно этой жужжащей мухе, и не стоит ли ее прихлопнуть?

– Я могу показать еврея, разыскиваемого в Варшаве и сочувствующего коммунистам.

Пухленький переводчик быстро заголосил, переводя коменданту эту весть.

– И кто он? – спросил комендант.

– Кличка Старый Амадей. Сидит со мной в камере.

– Очень хорошо. Ты разумный человек.

– Только не отправляйте меня обратно. Меня там убьют.

– Посмотрим. Может, ты будешь полезен, и твоя судьба изменится к лучшему…

Глава 4

– Не по-партийному это, товарищ Лукьянов, – занудствовал инструктор нашего райкома партии и мой старый добрый знакомый Алексей Дудянский, по габаритам похожий на одесского биндюжника.

– Что не по-партийному? – удивился я.

– Сразу бить человека в лицо.

– Еще как по-партийному! – Я потянулся к чашке остывшего чая, стоявшей на тумбочке около моей больничной кровати. – Что, смотреть надо было, как он народ баламутит?!

– А отойти в сторону, найти представителей власти и передать его в их руки?

Как лекцию читал по теме «Личностные недостатки учителя и члена бюро райкома ВКП(б) Лукьянова». Дудянский человек отзывчивый, дикой работоспособности и преданности делу, но педант, нытик и зануда. И вечно чем-то недоволен.

– Надо, надо! – выпалил я и скривился от резкой боли в боку.

– Что, болит? – искренне заволновался Дудянский, подаваясь вперед и пытаясь помочь незнамо чем.

– Да болит, не болит – какая разница! Чего я тут лежу, спрашивается?! Врач говорит, что жизненно важные органы не задеты! Удачно меня порезали. Хотя боль была такая, что я рухнул, как сноп, но последствий никаких. Кто за меня работать будет? Ну-ка, давай, жми авторитетом, чтобы меня отпустили!

– Это, товарищ Лукьянов, в компетенции врачей. И ты нам нужен живым, здоровым и активным. Что толку, если ты выйдешь и свалишься? Так что лежи.

Он откланялся. А я все не мог унять раздражение. И тем, что вынужден валяться здесь. И выговором, который сделал мне товарищ.

А ведь он кругом прав. Я должен долечиваться, чтобы потом всего себя отдать работе. И у магазина я сплоховал. Погорячился. В итоге провокатор сбежал. Хотя кто же знал, что его страховал сообщник в толпе? А ведь я должен был предположить. Тоже мне, бывший боец ЧОНа и сотрудник ОГПУ! Расслабился, перестал затылком опасность ощущать.

Но все же какая наглость! В центре Москвы вести подрывную агитацию. И языком своим грязным молоть всякие непотребства. Это какой же нахальной гадиной надо быть!

Интересно, вот из моих бывших учеников кто-нибудь способен продаться фашистам? Сомневаюсь. Даже пошедшие по кривой дорожке вряд решатся на такое. Вот только моя давняя педагогическая неудача – Тимофей Курганов. Человек в эгоизме и озлобленности, не знающий никаких пределов. Этот может… И что это я о нем вспомнил? Он уже, наверное, давно сгнил в мордовских лагерях…

Жалобами на то, как мне надоело лежать на больничной койке, я, похоже, прилично утомил моих соседей по палате. Их было трое: седовласый рабочий, получивший производственную травму на заводе «Серп и Молот»; студент – жертва дорожного происшествия; пожилой трамвайный вагоновожатый, сломавший руку при попытке ввинтить пробку в коридоре.

Рабочий сказал:

– Да куда ты все торопишься, учитель? На войну? Она сама нас найдет, не спеши…

Старший сержант госбезопасности, аккуратно положив на стол в ординаторской свою фуражку с синим околышком, взял с меня подробные показания. Был он усталый и неразговорчивый.

– Найдете этих сволочей? – спросил я.

– Найдем, – сухо произнес сотрудник НКВД. – Все получат по заслугам, товарищ Лукьянов. Выздоравливайте…

Скучать в больнице мне не приходилось. Постоянно появлялась Алевтина – моя благоверная. Она главный хирург этой больницы и теперь получила редкую возможность круглые сутки держать меня под неусыпным контролем. Она была измотана, сосредоточена и задумчива, а под глазами залегли тени. Пару раз приходила Танюша – моя ненаглядная дочура, которой для этих визитов с трудом удавалось найти просвет между лекциями в мединституте и работой в военном госпитале. Жалко не навестят меня старший сын Лева, ныне матрос Северного флота, и младший десятилетний Витька, которого в июне я отправил в Сибирь к дедушкам-бабушкам. Зато мне не давали никакого покоя мои ученики.

Конечно, заявились в полном составе «физики» – ребята из моего физического кружка. Их интересовало, когда мы вновь приступим к опытам. Я просто любовался ими. Многие из этих мальчишек и девчонок – будущее нашей науки. Если только их пощадит война.

Приходили и другие ученики, и даже их родители. Своим долгом посетить меня посчитали даже наши шпанята, многих из которых я, простят меня боги Педагогики, таскал за уши. Но мелкие хулиганы претензий не имели – знали, что всегда за дело получали. Все были страшно горды тем, что учитель не просто так болеет, а ранен, можно сказать, в бою с фашистскими наймитами. При этом у девчонок наворачивались слезы на глазах. А пацаны обещали с горячностью пятнадцатилетних пустить всех фашистов на колбасу.

– Хорошо еще, что комендантский час в Москве. А то они и ночью бы в нашу больницу лезли, – ворчала старшая медсестра.

В итоге она вынуждена была ограничить этот поток и по количеству, и по времени посещения.

А между тем прошли последние дни военного лета и настала тревожная осень. С фронтов приходили неважные вести, отдававшиеся болью в душе. Потеряны Латвия и Литва, Западная Украина и большая часть Белоруссии. Бои идут под Одессой. Фашисты рвутся к Киеву, грозят замкнуть кольцо вокруг Ленинграда. Но главная их цель – Москва.

Война дорожным катком катилась по стране. Большие начальники и мелкие служащие, рабочие и крестьяне, профессора и неграмотные – она не разбирала никого. Она для всех нас!

А я уже пятый день лежал на больничной койке и ощущал себя дезертиром.

Нет, так дальше продолжаться не могло!..

Глава 5

– Сегодня самый важный день в вашей никчемной жизни! – вещал на чистом русском языке, прохаживаясь перед строем новобранцев, гауптштурмфюрер СД Дитрих Кляйн – высокий, атлетически сложенный, голубоглазый – идеал истинного арийца.

Курган морщился – грубая шерсть серого полицейского кителя натерла шею. Ладно, уж это-то переживем. Главное, что выжил. За свои двадцать пять лет он научился одним деликатным местом чуять, когда настает пора забыть о дружбе и вражде, совести и правилах, и просто приходит время выживать…

После того как он сдал Старого Амадея, все пути назад ему были отрезаны. Он приговорен к смерти русскими ворами, а теперь и местный преступный мир жаждет его смерти. С НКВД тоже отношения далеко не теплые. Так что настала пора искать хозяина. Одному нынче не выжить. Потому первоначальная идея смыться, как только шагнет за пределы тюрьмы, виделась ему теперь не самой лучшей.

Он видел силу немцев. Как они гнали большевиков – вон, за неделю до Минска дошли. И они пришли навсегда. Ссориться с ними, опять стать изгоем? Может, стоит использовать шанс и пристроиться в новой иерархии?

Старого Амадея в тот же день под конвоем увезли в неизвестном направлении. И Курган легко вычеркнул его из своей жизни. Те добрые отношения, та помощь, которую ему оказал старый вор, не значили ничего. Это далеко не первый человек, которого он продал. Своя рубашка ближе к телу. Так что об Амадее он теперь вспоминал только со смехом – надо же, сбежал дурак от германца из Польши, а тот за ним в СССР пришел.

Курган быстро заслужил доверие не слишком далекого коменданта тюрьмы. Напел ему сладкие песни о том, что происходит из потомственных купцов, а позже – нэпманов, которых Сталин и его сатрапы лишили всего. Что преисполнен желанием отомстить, ради чего готов верой и правдой служить Третьему рейху. Когда было надо, он играл очень естественно. И в итоге был зачислен в создаваемую немцами вспомогательную белорусскую полицию.

И вот новобранцы выстроились на плацу в полицейском учебном лагере близ Минска, ранее принадлежавшем советскому танковому полку.

Гауптштурмфюрер Кляйн, как обычно презрительно выпятив нижнюю губу, обвел строй взглядом и коротко прокаркал о том, что доблестные и честные слуги Германии сыто едят и сладко спят. И долго, со смаком, расписывал, что ждет предателей, дезертиров и недисциплинированных солдат – полицаев он именовал исключительно «солдатами».

– Вы, отбросы общества, получили редкую возможность стать полноценными гражданами великого рейха. Так не упустите ее и не спешите под пули расстрельной команды!

Нет, Курган вовсе не собирался заканчивать свою жизнь под пулями расстрельной команды. Он не понаслышке знал, что это такое. Его однажды едва не положил расстрельный взвод НКВД на Колыме. С той поры он ненавидел духовые оркестры.

 

Сколько лет прошло? Шесть? А кажется – вечность. Отмотав срок по малолетке и пробыв всего полгода на свободе, он попался на краже. И поехал в снежные колымские лагеря. Там стал правой рукой вора в законе, усердно пополнял общак и добросовестно отрабатывал все поручения воровской братвы. Обоснованно надеялся сам скоро стать законником.

Для вора тюрьма – дом родной, а не место работы. Им работать запрещено – работают мужики. Кроме того, вор обязан ненавидеть советскую власть, а не добывать ей магаданское золото. Вот законники в колымских краях, где безраздельно владычествовал могучий Дальстрой, и стали саботировать работу на объектах ГУЛАГа, срывать производственные планы. В результате страна недополучала драгоценный металл. Большевики в таких случаях не церемонились. Прикинули, откуда ветер дует, да и собрали в одном месте всех, кто не желал ударным трудом крепить советскую экономику.

Выстроили самых активных саботажников в ряд в отдаленной зоне. Бродяги были расслаблены. Их советская власть еще в двадцатые годы назвала социально-близкими, и с тех пор чаще убеждала и перевоспитывала, чем карала. Поэтому и стояли они в строю – руки в карманах. Сплевывали презрительно сквозь дырки меж зубов, снисходительно слушая большого начальника из ГУЛАГа.

Начальник самозабвенно вещал о буржуях, сжимающих удушающее кольцо вокруг СССР. О том, что советские граждане самоотверженным трудом должны приближать торжество коммунизма.

– Ну и пускай приближают, – хмыкнул знаменитый вор-карманник Матрос. – Нам ваш коммунизм без надобности. Щипача его пальчики кормят неплохо!

А Кургану чем дальше, тем больше эта пропагандистская речь не нравилась. Особенно ее раздел про суровость к тем, кто не хочет вместе с народом идти в светлое будущее. Что делают с теми, кто не идет в будущее? Оставляют в прошлом?

Под конец чин из ГУЛАГа обвел внимательным взором выстроившуюся нестройной шеренгой братву, больше походившую на неорганизованную толпу.

– Последний раз спрашиваю, кто хочет ударным трудом искупить свою вину перед советским народом?

В ответ раздался дружный ржач и похабные комментарии – мол, все, что должны, мы этому народу прощаем. Но некоторые воры вышли из строя. Потом еще немного. Их сопровождали гвалт и ругань более стойкой братвы.

Уже потом Курган понял, что вышедшие из строя мыслили не штампами и настроениями, а задницей. Они ощущали мягким местом, где можно огрести. Он тогда ощутил то же самое. И шагнул вперед.

– Куда? – схватил его за рукав вор в законе Фартовый, можно сказать, его крестный отец.

Но Курган резко вырвал рукав и вышел из строя.

– Хорошо, – кивнул начальник вышедшим. – Отойдите в сторонку.

Братва вдруг замолчала, ощущая растущее напряжение.

– Ну что же, музыка! – с каким-то демоническим видом воскликнул большой начальник.

И заиграл духовой оркестр.

А вслед за этим заработал на вышке пулемет…

Сколько воров и козырных фраеров полегло там? Курган не считал. Немало. После этого на зонах появилось огромное количество желающих принять посильное участие в великих стройках страны Советов. Ортодоксальные воры, скрипя зубами, прекратили всякие попытки саботажа. Работать, правда, так и не стали, но по негласной договоренности с администрацией всеми способами стали шпынять политических и мужиков, чтобы те давали план. Время такое – огромных свершений. Выполнить и перевыполнить – главное. А какими способами – это дело десятое. Стране нужны было золото, каналы и тяжелая промышленность.

Конечно, Кургану этот шаг из строя вышел боком. Воры посчитали его отколовшимся. Но он с присущей ему пронырливостью стал бешено вращаться между администрацией и уголовниками. Даже пришлось работать собственными руками – стал передовиком производства и засветился в многотиражной газете: «Заключенный Курганов ударным трудом приближает освобождение».

Лавировать долго не удалось. Воры поставили вопрос ребром – или с нами, или против нас. И он задницей почувствовал – пора быть против. Втихаря вложил некоторых корешей по их старым делам и в итоге, как ему казалось, утряс опасную ситуацию. Только закончились эти интриги для него плачевно. Воры обвинили его в сотрудничестве с оперчастью и приговорили к смерти. Шрам через все пузо – это след заточки с тех времен. Хорошо, что в лазарете врач откачал.

Наверное, именно тогда, под звуки оркестра, начались те самые мытарства и скитания, которые в итоге привели Кургана на плац учебного полицейского лагеря…

После посвящения на плацу в слуги рейха началось обучение – уставы, права и обязанности полицая, владение оружием. И изматывающая строевая подготовка.

Курган быстро смекнул, что немцы боготворят подтянутость, дисциплину и четкие ответы на вопросы. Те вольные птицы, кто это не понял, быстро отправились за ворота или в концлагеря. Но большинство успешно закончили короткий курс обучения.

Потом Кургана распределили в карательный полицейский батальон. В его третьей роте собрались русские, литовцы, белорусы – прямо по заветам Ленина – истинный интернационал. Одни ненавидели большевиков. Другие были жадны до денег, жратвы и всякого барахла. Имелось несколько отпетых уголовников, от которых Курган сразу дистанцировался, демонстрируя, что преступная жизнь в прошлом. Разношерстных соратников роднило то, что немцы в равной степени считали их всех недочеловеками.

Наиболее рьяных службистов выделили в специальную группу из десяти бойцов. Там был белорус из националистической организации «Белорусский комитет самопомощи», надоевший своими завываниями о создании независимого национал-демократического белорусского государства, хохол, грезивший о свободной Галиции, и поляк, который смотрел на украинца зверем, а однажды между ними завязалась драка. Пресекли немцы внутренний конфликт жестоко – избили драчунов палками на плацу до синевы. Пообещали в следующий раз расстрелять, во что очень даже верилось.

Специальную группу прикомандировали к подразделению айнзатцгруппы «В» СД, которым руководил все тот же гауптштурмфюрер Кляйн. Перед ними стояла задача очищения завоеванных территорий от нежелательного элемента – то есть от большевиков и евреев.

И начали очищать. По Гомелю хорошо поработали. Там треть населения были евреями, которых новая власть сначала обязала носить на одежде желтые матерчатые отметки, потом запретила им появляться на улицах. А затем пошли массовые аресты.

Полицаи вместе с бойцами айнзатцгруппы вламывались в дома и уводили по списку людей: кого в концлагеря, кого – в Гомельское еврейское гетто. Кто-то пропадал навсегда.

Полицаев немцы из СД воспринимали как служебных собак. Кстати, овчарки у них тоже были – огромные, черные, готовые рвать людей на части.

Осуществлялись эти операции обычно без стрельбы и особых эксцессов. Полицаи просто приходили и забирали людей. Правда, Хохол иногда срывался и бил евреев смертным боем, притом женщины это или дети, ему было безразлично. Немцы его не останавливали. Считали это выражением истинных первобытных чувств.

В конце сентября гауптштурмфюрер Кляйн заявился на построение специальной полицай-группы и сказал:

– Разжирели как боровы. Только и знаете, что жратву жидовскую, что при обысках украли, уминать. Пора настоящей работой заняться!

В груди у Кургана закололо. Он знал, что у немцев начинаются большие проблемы с русскими диверсантами и партизанами. Те бились отчаянно, пускали под откос военные составы, нападали на комендатуры. И что, их бросят на партизан? Ох, как не хотелось!

Но все оказалось прозаичнее. Поздно ночью полицай-группу привезли на бывшее совхозное поле рядом с Гомелем. В свете фар стояло больше сотни изможденных, избитых людей. Не менее половины – женщины. Были и совсем маленькие дети. За спиной их зияли рвы.

– Ну, – насмешливо посмотрел на полицай-группу Кляйн. – Кто за пулемет?

У Кургана гора с плеч свалилась. И какая-то эйфорическая волна понесла его вперед.

– А давайте я, герр гауптштурмфюрер.

– Ну, давай! – усмехнулся тот.

Курган лег на землю, расставив ноги, как учили. Провел вспотевшей ладонью по гладкой поверхности пулемета МГ-42. От этого оружия веяло мощью, силой и смертью, пьянившими Кургана.

Он видел, как напряглись сопровождавшие их немцы, положив руки на свои автоматы. Боялись, что ли, что он повернется и даст очередь по ним? Смешные!

Этому в школе не учат — Сергей Зверев » 📚 Книгомир — Бесплатная Онлайн Библиотека

Часть первая. Московская осень

Глава 1

Сколько раз он убегал от нее, костлявой. И вот смерть опять стояла за спиной. А мысли метались в черепной коробке, как шарик пинг-понга, в поисках выхода.

Какой черт, спрашивается, приволок его в Минск? Думал, пробежится по старым знакомым, найдет родню. И схоронится до лучших времен, пока враги не устанут его искать. Вот только родственников найти не удалось. А кореша, которые клялись ему в верности… Ну что же, верность — она ведь как — до гроба. Вот кто-то из них и решил его в этот гроб загнать. И повязал его с утречка прямо на «малине» уголовный розыск — сонного и ничего не понимающего. А он даже за револьвер не успел схватиться. Да и хорошо, что не успел. Легавые злые были — по ним заметно, что ни секунды не думая, пустили бы его в расход, только повода ждали.

И вот следственная тюрьма на окраине Минска — старинная, напоминавшая средневековый замок. И с такими толстыми стенами, что никакие тараны и артиллерия не пробьют.

В камеру на двенадцать человек с высокими потолками и одновременно спертым воздухом, пронизанным тюремными запахами, Курган «заезжал» с опаской. За ним топор ходил — его воры на сходняке к смерти приговорили. В России в тюрьме могли запросто заточкой проткнуть, а при неимении оной ночью придушить подушкой. Но тут расклады другие. В камерах верховодили не закаленные в ГУЛАГе тертые воры в законе, а разношерстный уголовный элемент из Польши, Белоруссии и Украины. И особенно из Львова — это такой Ростов-Папа этих земель. И у них тут расклады свои.

Сокамерники начали было Кургана пробовать на прочность. Ему пришлось себя обозначить:

— Кровь у меня воровская, а что не ваш — так не взыщите. Но за свое право глотки выгрызу.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но его выручил Старый Амадей.

— А ну цыц! Раздухарились тут. Видно же, что наш человек.

Ну, наш так наш. Возражающих не было.

И потянулись тягостные тюремные месяцы.

Курган с его талантом втираться в доверие довольно близко сошелся со Старым Амадеем. Сперва, правда, думал, тот подсадной. Да только о делах они не говорили — так, все больше за жизнь да за свободу.

Сам Амадей все же проболтался однажды:

— Интересно товарищам следователям, кто я да откуда и как додумался вскрыть сейф с деньгами районной заготовительной конторы. Только ничего им не узнать. Для полицейского управления Варшавы, конечно, медвежатник по кличке Абрам — это фигура значительная…

— Почему Абрам? — не понял Курган.

— А как же еще, если мой папаша — сапожник из самого еврейского варшавского района? Но только Варшава ныне под немцами, и комиссарам туда хода нет…

Конвой за Курганом не высылали. Допросили его сотрудники угрозыска два раза, продемонстрировав, что знают все его имена и кликухи. Попытались примерить к нему несколько разбоев, но он стоял стойко на своем — не мое. И пока что от него отстали.

А 22 июня началась война.

Тюремная администрация настоятельно советовала следственно-арестованным не беспокоиться — немца скоро отбросят от границ, и все будет, как раньше. И народный суд всему антиобщественному элементу воздаст по заслугам. Только доходили слухи, что советские войска уже не отступали, а бежали. Вроде бы пал Вильнюс, и немцы стремительно надвигаются на Минск.

Старый Амадей становился с каждым часом все мрачнее.

— Что пригорюнился? — спросил его Курган. — Под панами жил. Под Советами жил. И под немцами проживешь.

— А ты слышал, что они с евреями делают?

— Что?

— Еврей для немца — хуже вши для солдата. Гетто и расстрел…

То, что дела на фронте совсем плохи, стало ясно, когда из тюрьмы в авральном порядке вывезли политических. Да еще прошел слух, что уголовников эвакуировать не успевают, поэтому их просто поставят к стенке. И Курган в это верил. Ждал, холодея, что скажут им однажды: «Стройся». И положат из пулемета.

Дни щелкали быстро — их нес бурный поток событий. Война теперь звучала в отдалении грохотом орудий. И этот грохот приближался.

Однажды в тюрьме стало совсем тихо. Стало понятно, что заключенных бросили. Больше никто не приносил еду и питье. Но камеры оставались закрытыми.

28 июня пришли немцы. Буднично так. Для них порядок — это святое. Поэтому воду и еду они заключенным раздали, как положено. И следующим вечером выстроили в тюремном дворе.

Перед строем чинно прогуливался новый комендант тюрьмы, а по совместительству царь и бог для всех ее постояльцев. Этот долговязый человек с тонкими руками и ногами, в идеально подогнанной и выглаженной как на парад серой форме с витыми серебряными погонами, напоминал болотную цаплю. К его длинному носу намертво прилипли круглые очки.

Его короткую, но емкую речь толстенький переводчик в серой мешковатой форме переводил тонким противным голосом на белорусский и русский языки. Притом его русский был с легким, но царапающим слух акцентом.

Со слов коменданта, гнусная сущность СССР вовсе не примиряет немцев с отбросами его общества и преступниками. Если Советы испытывают к таковым чувство, сходное с единением, то в Германии царит закон и порядок, а нарушители караются по заслугам. А ничего, кроме казни, бандиты и воры не заслуживают. Единственно, что может их спасти — это духовное преображение под сенью великого рейха. В общем, кто хочет в новую жизнь, должен зарекомендовать себя. Например, донести на политруков, жидов и большевиков.

Для убедительности немцы тут же в тюремном дворе расстреляли пару человек как пособников коммунистов.

Кургана сдавила жуткая мысль, что вот так запросто, без суда и следствия, могут пустить в расход и его. А на земле нет ничего более дорогого, чем собственная шкура.

И ее надо спасать!

Глава 2

— А нам все одно помирать! Ни немец не пожалеет, ни наш начальник! — кричал невысокий худощавый парень с острыми несерьезными усиками.

Под его мятым пиджаком — гимнастерка. Щеки тщательно выбриты. Он тяжело опирался на массивную палку и кривился от боли, если вдруг переносил вес на правую ногу.

Около магазина «Бакалея» в Пушкаревом переулке хромой парень собрал вокруг себя приличную толпу. И она возбужденно гудела — сочувствующе или протестующе.

Много лет я ходил этим маршрутом по моим московским, узким, по-домашнему уютным сретенским переулкам с вычурными дореволюционными домами, живописными двориками с колоритными обитателями. И в один день, 22 июня 1941 года, мой город стал иным. Здесь все так же ходили люди, мели улицы дворники, у кинотеатра «Уран» толпилась публика. Но на всех нас легла разлапистая уродливая тень войны.

Читать книгу Этому в школе не учат Сергея Зверева : онлайн чтение

Сергей Зверев
Этому в школе не учат

© Зверев С.И., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Часть первая. Московская осень

Глава 1

Сколько раз он убегал от нее, костлявой. И вот смерть опять стояла за спиной. А мысли метались в черепной коробке, как шарик пинг-понга, в поисках выхода.

Какой черт, спрашивается, приволок его в Минск? Думал, пробежится по старым знакомым, найдет родню. И схоронится до лучших времен, пока враги не устанут его искать. Вот только родственников найти не удалось. А кореша, которые клялись ему в верности… Ну что же, верность – она ведь как – до гроба. Вот кто-то из них и решил его в этот гроб загнать. И повязал его с утречка прямо на «малине» уголовный розыск – сонного и ничего не понимающего. А он даже за револьвер не успел схватиться. Да и хорошо, что не успел. Легавые злые были – по ним заметно, что ни секунды не думая, пустили бы его в расход, только повода ждали.

И вот следственная тюрьма на окраине Минска – старинная, напоминавшая средневековый замок. И с такими толстыми стенами, что никакие тараны и артиллерия не пробьют.

В камеру на двенадцать человек с высокими потолками и одновременно спертым воздухом, пронизанным тюремными запахами, Курган «заезжал» с опаской. За ним топор ходил – его воры на сходняке к смерти приговорили. В России в тюрьме могли запросто заточкой проткнуть, а при неимении оной ночью придушить подушкой. Но тут расклады другие. В камерах верховодили не закаленные в ГУЛАГе тертые воры в законе, а разношерстный уголовный элемент из Польши, Белоруссии и Украины. И особенно из Львова – это такой Ростов-Папа этих земель. И у них тут расклады свои.

Сокамерники начали было Кургана пробовать на прочность. Ему пришлось себя обозначить:

– Кровь у меня воровская, а что не ваш – так не взыщите. Но за свое право глотки выгрызу.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но его выручил Старый Амадей.

– А ну цыц! Раздухарились тут. Видно же, что наш человек.

Ну, наш так наш. Возражающих не было.

И потянулись тягостные тюремные месяцы.

Курган с его талантом втираться в доверие довольно близко сошелся со Старым Амадеем. Сперва, правда, думал, тот подсадной. Да только о делах они не говорили – так, все больше за жизнь да за свободу.

Сам Амадей все же проболтался однажды:

– Интересно товарищам следователям, кто я да откуда и как додумался вскрыть сейф с деньгами районной заготовительной конторы. Только ничего им не узнать. Для полицейского управления Варшавы, конечно, медвежатник по кличке Абрам – это фигура значительная…

– Почему Абрам? – не понял Курган.

– А как же еще, если мой папаша – сапожник из самого еврейского варшавского района? Но только Варшава ныне под немцами, и комиссарам туда хода нет…

Конвой за Курганом не высылали. Допросили его сотрудники угрозыска два раза, продемонстрировав, что знают все его имена и кликухи. Попытались примерить к нему несколько разбоев, но он стоял стойко на своем – не мое. И пока что от него отстали.

А 22 июня началась война.

Тюремная администрация настоятельно советовала следственно-арестованным не беспокоиться – немца скоро отбросят от границ, и все будет, как раньше. И народный суд всему антиобщественному элементу воздаст по заслугам. Только доходили слухи, что советские войска уже не отступали, а бежали. Вроде бы пал Вильнюс, и немцы стремительно надвигаются на Минск.

Старый Амадей становился с каждым часом все мрачнее.

– Что пригорюнился? – спросил его Курган. – Под панами жил. Под Советами жил. И под немцами проживешь.

– А ты слышал, что они с евреями делают?

– Что?

– Еврей для немца – хуже вши для солдата. Гетто и расстрел…

То, что дела на фронте совсем плохи, стало ясно, когда из тюрьмы в авральном порядке вывезли политических. Да еще прошел слух, что уголовников эвакуировать не успевают, поэтому их просто поставят к стенке. И Курган в это верил. Ждал, холодея, что скажут им однажды: «Стройся». И положат из пулемета.

Дни щелкали быстро – их нес бурный поток событий. Война теперь звучала в отдалении грохотом орудий. И этот грохот приближался.

Однажды в тюрьме стало совсем тихо. Стало понятно, что заключенных бросили. Больше никто не приносил еду и питье. Но камеры оставались закрытыми.

28 июня пришли немцы. Буднично так. Для них порядок – это святое. Поэтому воду и еду они заключенным раздали, как положено. И следующим вечером выстроили в тюремном дворе.

Перед строем чинно прогуливался новый комендант тюрьмы, а по совместительству царь и бог для всех ее постояльцев. Этот долговязый человек с тонкими руками и ногами, в идеально подогнанной и выглаженной как на парад серой форме с витыми серебряными погонами, напоминал болотную цаплю. К его длинному носу намертво прилипли круглые очки.

Его короткую, но емкую речь толстенький переводчик в серой мешковатой форме переводил тонким противным голосом на белорусский и русский языки. Притом его русский был с легким, но царапающим слух акцентом.

Со слов коменданта, гнусная сущность СССР вовсе не примиряет немцев с отбросами его общества и преступниками. Если Советы испытывают к таковым чувство, сходное с единением, то в Германии царит закон и порядок, а нарушители караются по заслугам. А ничего, кроме казни, бандиты и воры не заслуживают. Единственно, что может их спасти – это духовное преображение под сенью великого рейха. В общем, кто хочет в новую жизнь, должен зарекомендовать себя. Например, донести на политруков, жидов и большевиков.

Для убедительности немцы тут же в тюремном дворе расстреляли пару человек как пособников коммунистов.

Кургана сдавила жуткая мысль, что вот так запросто, без суда и следствия, могут пустить в расход и его. А на земле нет ничего более дорогого, чем собственная шкура.

И ее надо спасать!

Глава 2

– А нам все одно помирать! Ни немец не пожалеет, ни наш начальник! – кричал невысокий худощавый парень с острыми несерьезными усиками.

Под его мятым пиджаком – гимнастерка. Щеки тщательно выбриты. Он тяжело опирался на массивную палку и кривился от боли, если вдруг переносил вес на правую ногу.

Около магазина «Бакалея» в Пушкаревом переулке хромой парень собрал вокруг себя приличную толпу. И она возбужденно гудела – сочувствующе или протестующе.

Много лет я ходил этим маршрутом по моим московским, узким, по-домашнему уютным сретенским переулкам с вычурными дореволюционными домами, живописными двориками с колоритными обитателями. И в один день, 22 июня 1941 года, мой город стал иным. Здесь все так же ходили люди, мели улицы дворники, у кинотеатра «Уран» толпилась публика. Но на всех нас легла разлапистая уродливая тень войны.

В июле была первая бомбежка Москвы, и в небе повисли аэростаты противовоздушной обороны. На крышах дежурили добровольцы, туша падающие с фашистских самолетов зажигалки. Город поблек и потускнел, когда золотые купола храмов замазали черной краской, чтобы они не служили ориентиром для немецких пилотов. На улицах стало много военных. А в военкоматы стояли длинные очереди. Появились карточки на хлеб и крупу. Сначала будто нехотя, медленно, но все быстрее и быстрее город переходил на военные рельсы.

С давних времен неизменный признак войны в России – из магазинов сметают спички, мыло, керосин. А покупатели в тщетном ожидании товара толкутся у бакалейных магазинов в очередях по сто человек. Вот и у нашего бакалейного – постоянно толпа. Люди там обсуждают положение на фронтах, горячатся. Эти очереди стали своеобразным клубом, где можно унять свои страхи, набраться друг у друга уверенности в завтрашнем дне или вместе со всеми погрузиться в отчаяние.

Я остановился, вслушиваясь в спор, который заходил вообще не в ту степь.

– Наш человек так, пыль под ногами! – кричал хромой. – Солдатика или танк немецкий задавит, или комиссар в спину стрельнет за то, что тот погибать не хочет. Фронт – это верная погибель. И здесь погибель! Немец придет – нас жалеть не будет. Бежать надо!

– Да куда бежать? – слышались встревоженные голоса. – А квартира? А работа?

– Вот и будет тебе работа на Адольфа!

– Да уж лучше под Адольфом, чем с голоду сдохнуть или на фронте! – послышался из толпы звонкий мужской голос.

Ропот рос. Народ волновался.

– Тогда судьбинушку свою принять, – кивнул хромой. – Голову склонить. И ждать, когда Кремль с Берлином разберутся, кто из них важнее.

А люди стоят, уши развесили, внимают! Ну а что – война выводит психику людей из состояния равновесия. Страсти и чувства зашкаливают. Одни одержимы сладостно-мазохистским интересом к эпохальным событиям, других парализует ужас. Третьи бьются в слабоумном задоре – мол, одним махом семерых побивахом. Но у большинства на душе огромная тяжесть и осознание, что груз войны нести им – простому народу.

Эмоции на таких «митингах» вспыхивают легко, как сухой валежник. И я сам не исключение. Когда хромой начал талдычить о Кремле, для которого народ пушечное мясо, тут на меня нахлынула ярость. Это наша народная власть во главе с товарищем Сталиным у него просто Кремль?! А тогда в Кремле что сегодня коммунисты, что вчера цари – одно и то же? Вот же подлая морда!

– Это что же ты, прихвостень фашистский, сдаться нам предлагаешь? – выступил я вперед.

Хромой оглядел меня маленькими и злыми глазенками с ног до головы:

– Проходи, дядя, если неинтересно.

– Человек с фронта, – послышалось из толпы. – Раненый. Увечный навсегда.

– Ах, раненый! И призываешь под фашиста лечь? Тебя в голову ранили, а не в ногу, потрох сучий! – Страшная усталость, перемешанная с яростью, заварили в моей крови взрывной коктейль. И я шагнул вперед.

Хромой отпрянул и заорал:

– Вот, народ, наши начальнички-то! С портфелем! В галстуке!

Портфель у меня и правда был – обычно он набит тетрадями учеников, а сейчас разными документами. И одет я тоже аккуратно – в костюм и галстук. Школьный учитель всегда обязан являть собой образец опрятности и хорошего вкуса. Ну да, по виду чистый начальник.

– Чем больше народа русского в окопах танк германский гусеницами закопает, тем ему лучше! – не унимался хромой.

Тут черти меня толкнули – и ударил я его со всей дури. В последний момент чуть придержал удар, чтобы не прибить ненароком – рука у меня сильно тяжелая.

Хромой оказался верток и почти успел увернуться – вскользь ему прилетело. Но все равно хватило – отлетел шага на три и плюхнулся на мостовую. Головой трясет, пытается резкость в глазах вернуть.

И тут галдеж, крики:

– Убивают! Милиция!

Ну как обычно в таких случаях – ничего нового.

Шагнул я к поверженному противнику. Самообладание вернулось, и теперь я понимал, что негодяя нужно скрутить и сдать на руки ближайшему милиционеру или военному патрулю.

И тут на меня будто холодом повеяло. Краем глаза засек сбоку движение. Еще не понял, что происходит, но уже резко ступил на шаг вперед.

Почти успел… И тут в боку взорвалась страшная боль.

– Бежим! – послышался мужской голос. – Этого краснопузого я уложил!

Я осел на асфальт, шипя от боли. Хотя в тот момент не в ней было главное. Хуже всего, что я не задержал хромого.

Зазвучал в ушах отчаянный женский крик:

– Зарезали!!!

Глава 3

Подавленное состояние было в камере у всех.

– Выпустят. Мы им понадобимся, – убеждал сам себя Велислав – карманник из Бердичева.

– Ты понадобишься? – усмехался Старый Амадей. – Им не щипачи, а автоматчики нужны.

– Ну, так освою. Автомат не сложнее чужого кармана будет.

– Нет, братцы, – как-то обреченно сказал Курган. – Мы им не нужны. Им нужен их проклятый порядок. И они нас положат…

В подтверждение его слов во дворе послышались крики и прозвучала автоматная очередь.

«Моя пуля… Когда будет моя пуля?» – вращалось в голове Кургана.

Немцы пугали его до дрожи в коленках и пустоты в животе. Страшно было, как никогда ранее. Немецкая жестокая, нечеловеческая система порядка – куда до нее советскому ГУЛАГу, тоже не шибко доброму порой! У немца все механически, а с машиной не договоришься.

– Мои последние дни, – прошептал ему Старый Амадей.

– Да ты чего говоришь-то?!

– Чую, не выкарабкаюсь. Они же сказали – жиды и большевики под откос.

– А кто знает, что ты из евреев?

– Они узнают. Продаст кто-нибудь. Свою жалкую жизнь выкупая.

– Да не бойся. Ты и не такое, наверное, в жизни переживал.

– Переживал и пережил. А тут не переживу. – И старый вор-медвежатник, специалист по сейфам и железным ящикам, как-то внимательно, будто пытаясь просверлить насквозь, посмотрел на Кургана.

– Не бойся. Главное, не наделать глупостей, – беззаботно бросил Курган.

Полночи он не спал. Тревожно и напряженно думал, просчитывая свои перспективы. Надо что-то предпринимать. Если бы он по жизни расслаблялся, то и самой жизни у него уже не было бы. Но в нужный момент он всегда совершал нужный поступок. Вот и сейчас – дело осталось за поступком.

Под утро он заколотил в дверь камеры, требуя коменданта. Сокамерники с подозрением и изумлением смотрели на него.

– Ты что делаешь, пес?! – воскликнул Амадей, которого обожгла неожиданная догадка.

– Надо. Очень надо! – пробормотал, как пьяный, Курган.

И опять заколотил ладонью по двери.

– Что стучишь? – спросили на русском языке – немцы уже подобрали себе местных во внутреннюю охрану.

– Мне к коменданту! К коменданту давай!

Засов с лязгом отошел. У двери стояли двое дюжих охранников, у одного из них был автомат. При большевиках внутренней охране запрещалось ходить с оружием. Но у германца правила другие – если что не по ним, сразу стреляют.

– Выходи! – крикнул охранник. – Упаси тебя бог, если зря побеспокоил!

Отдельный кабинет раньше принадлежал начальнику тюрьмы. Там чопорный комендант, тот самый, похожий на цаплю, глянул на посетителя через свои круглые очки, как на насекомое – что, мол, нужно этой жужжащей мухе, и не стоит ли ее прихлопнуть?

– Я могу показать еврея, разыскиваемого в Варшаве и сочувствующего коммунистам.

Пухленький переводчик быстро заголосил, переводя коменданту эту весть.

– И кто он? – спросил комендант.

– Кличка Старый Амадей. Сидит со мной в камере.

– Очень хорошо. Ты разумный человек.

– Только не отправляйте меня обратно. Меня там убьют.

– Посмотрим. Может, ты будешь полезен, и твоя судьба изменится к лучшему…

Глава 4

– Не по-партийному это, товарищ Лукьянов, – занудствовал инструктор нашего райкома партии и мой старый добрый знакомый Алексей Дудянский, по габаритам похожий на одесского биндюжника.

– Что не по-партийному? – удивился я.

– Сразу бить человека в лицо.

– Еще как по-партийному! – Я потянулся к чашке остывшего чая, стоявшей на тумбочке около моей больничной кровати. – Что, смотреть надо было, как он народ баламутит?!

– А отойти в сторону, найти представителей власти и передать его в их руки?

Как лекцию читал по теме «Личностные недостатки учителя и члена бюро райкома ВКП(б) Лукьянова». Дудянский человек отзывчивый, дикой работоспособности и преданности делу, но педант, нытик и зануда. И вечно чем-то недоволен.

– Надо, надо! – выпалил я и скривился от резкой боли в боку.

– Что, болит? – искренне заволновался Дудянский, подаваясь вперед и пытаясь помочь незнамо чем.

– Да болит, не болит – какая разница! Чего я тут лежу, спрашивается?! Врач говорит, что жизненно важные органы не задеты! Удачно меня порезали. Хотя боль была такая, что я рухнул, как сноп, но последствий никаких. Кто за меня работать будет? Ну-ка, давай, жми авторитетом, чтобы меня отпустили!

– Это, товарищ Лукьянов, в компетенции врачей. И ты нам нужен живым, здоровым и активным. Что толку, если ты выйдешь и свалишься? Так что лежи.

Он откланялся. А я все не мог унять раздражение. И тем, что вынужден валяться здесь. И выговором, который сделал мне товарищ.

А ведь он кругом прав. Я должен долечиваться, чтобы потом всего себя отдать работе. И у магазина я сплоховал. Погорячился. В итоге провокатор сбежал. Хотя кто же знал, что его страховал сообщник в толпе? А ведь я должен был предположить. Тоже мне, бывший боец ЧОНа и сотрудник ОГПУ! Расслабился, перестал затылком опасность ощущать.

Но все же какая наглость! В центре Москвы вести подрывную агитацию. И языком своим грязным молоть всякие непотребства. Это какой же нахальной гадиной надо быть!

Интересно, вот из моих бывших учеников кто-нибудь способен продаться фашистам? Сомневаюсь. Даже пошедшие по кривой дорожке вряд решатся на такое. Вот только моя давняя педагогическая неудача – Тимофей Курганов. Человек в эгоизме и озлобленности, не знающий никаких пределов. Этот может… И что это я о нем вспомнил? Он уже, наверное, давно сгнил в мордовских лагерях…

Жалобами на то, как мне надоело лежать на больничной койке, я, похоже, прилично утомил моих соседей по палате. Их было трое: седовласый рабочий, получивший производственную травму на заводе «Серп и Молот»; студент – жертва дорожного происшествия; пожилой трамвайный вагоновожатый, сломавший руку при попытке ввинтить пробку в коридоре.

Рабочий сказал:

– Да куда ты все торопишься, учитель? На войну? Она сама нас найдет, не спеши…

Старший сержант госбезопасности, аккуратно положив на стол в ординаторской свою фуражку с синим околышком, взял с меня подробные показания. Был он усталый и неразговорчивый.

– Найдете этих сволочей? – спросил я.

– Найдем, – сухо произнес сотрудник НКВД. – Все получат по заслугам, товарищ Лукьянов. Выздоравливайте…

Скучать в больнице мне не приходилось. Постоянно появлялась Алевтина – моя благоверная. Она главный хирург этой больницы и теперь получила редкую возможность круглые сутки держать меня под неусыпным контролем. Она была измотана, сосредоточена и задумчива, а под глазами залегли тени. Пару раз приходила Танюша – моя ненаглядная дочура, которой для этих визитов с трудом удавалось найти просвет между лекциями в мединституте и работой в военном госпитале. Жалко не навестят меня старший сын Лева, ныне матрос Северного флота, и младший десятилетний Витька, которого в июне я отправил в Сибирь к дедушкам-бабушкам. Зато мне не давали никакого покоя мои ученики.

Конечно, заявились в полном составе «физики» – ребята из моего физического кружка. Их интересовало, когда мы вновь приступим к опытам. Я просто любовался ими. Многие из этих мальчишек и девчонок – будущее нашей науки. Если только их пощадит война.

Приходили и другие ученики, и даже их родители. Своим долгом посетить меня посчитали даже наши шпанята, многих из которых я, простят меня боги Педагогики, таскал за уши. Но мелкие хулиганы претензий не имели – знали, что всегда за дело получали. Все были страшно горды тем, что учитель не просто так болеет, а ранен, можно сказать, в бою с фашистскими наймитами. При этом у девчонок наворачивались слезы на глазах. А пацаны обещали с горячностью пятнадцатилетних пустить всех фашистов на колбасу.

– Хорошо еще, что комендантский час в Москве. А то они и ночью бы в нашу больницу лезли, – ворчала старшая медсестра.

В итоге она вынуждена была ограничить этот поток и по количеству, и по времени посещения.

А между тем прошли последние дни военного лета и настала тревожная осень. С фронтов приходили неважные вести, отдававшиеся болью в душе. Потеряны Латвия и Литва, Западная Украина и большая часть Белоруссии. Бои идут под Одессой. Фашисты рвутся к Киеву, грозят замкнуть кольцо вокруг Ленинграда. Но главная их цель – Москва.

Война дорожным катком катилась по стране. Большие начальники и мелкие служащие, рабочие и крестьяне, профессора и неграмотные – она не разбирала никого. Она для всех нас!

А я уже пятый день лежал на больничной койке и ощущал себя дезертиром.

Нет, так дальше продолжаться не могло!..

Глава 5

– Сегодня самый важный день в вашей никчемной жизни! – вещал на чистом русском языке, прохаживаясь перед строем новобранцев, гауптштурмфюрер СД Дитрих Кляйн – высокий, атлетически сложенный, голубоглазый – идеал истинного арийца.

Курган морщился – грубая шерсть серого полицейского кителя натерла шею. Ладно, уж это-то переживем. Главное, что выжил. За свои двадцать пять лет он научился одним деликатным местом чуять, когда настает пора забыть о дружбе и вражде, совести и правилах, и просто приходит время выживать…

После того как он сдал Старого Амадея, все пути назад ему были отрезаны. Он приговорен к смерти русскими ворами, а теперь и местный преступный мир жаждет его смерти. С НКВД тоже отношения далеко не теплые. Так что настала пора искать хозяина. Одному нынче не выжить. Потому первоначальная идея смыться, как только шагнет за пределы тюрьмы, виделась ему теперь не самой лучшей.

Он видел силу немцев. Как они гнали большевиков – вон, за неделю до Минска дошли. И они пришли навсегда. Ссориться с ними, опять стать изгоем? Может, стоит использовать шанс и пристроиться в новой иерархии?

Старого Амадея в тот же день под конвоем увезли в неизвестном направлении. И Курган легко вычеркнул его из своей жизни. Те добрые отношения, та помощь, которую ему оказал старый вор, не значили ничего. Это далеко не первый человек, которого он продал. Своя рубашка ближе к телу. Так что об Амадее он теперь вспоминал только со смехом – надо же, сбежал дурак от германца из Польши, а тот за ним в СССР пришел.

Курган быстро заслужил доверие не слишком далекого коменданта тюрьмы. Напел ему сладкие песни о том, что происходит из потомственных купцов, а позже – нэпманов, которых Сталин и его сатрапы лишили всего. Что преисполнен желанием отомстить, ради чего готов верой и правдой служить Третьему рейху. Когда было надо, он играл очень естественно. И в итоге был зачислен в создаваемую немцами вспомогательную белорусскую полицию.

И вот новобранцы выстроились на плацу в полицейском учебном лагере близ Минска, ранее принадлежавшем советскому танковому полку.

Гауптштурмфюрер Кляйн, как обычно презрительно выпятив нижнюю губу, обвел строй взглядом и коротко прокаркал о том, что доблестные и честные слуги Германии сыто едят и сладко спят. И долго, со смаком, расписывал, что ждет предателей, дезертиров и недисциплинированных солдат – полицаев он именовал исключительно «солдатами».

– Вы, отбросы общества, получили редкую возможность стать полноценными гражданами великого рейха. Так не упустите ее и не спешите под пули расстрельной команды!

Нет, Курган вовсе не собирался заканчивать свою жизнь под пулями расстрельной команды. Он не понаслышке знал, что это такое. Его однажды едва не положил расстрельный взвод НКВД на Колыме. С той поры он ненавидел духовые оркестры.

Сколько лет прошло? Шесть? А кажется – вечность. Отмотав срок по малолетке и пробыв всего полгода на свободе, он попался на краже. И поехал в снежные колымские лагеря. Там стал правой рукой вора в законе, усердно пополнял общак и добросовестно отрабатывал все поручения воровской братвы. Обоснованно надеялся сам скоро стать законником.

Для вора тюрьма – дом родной, а не место работы. Им работать запрещено – работают мужики. Кроме того, вор обязан ненавидеть советскую власть, а не добывать ей магаданское золото. Вот законники в колымских краях, где безраздельно владычествовал могучий Дальстрой, и стали саботировать работу на объектах ГУЛАГа, срывать производственные планы. В результате страна недополучала драгоценный металл. Большевики в таких случаях не церемонились. Прикинули, откуда ветер дует, да и собрали в одном месте всех, кто не желал ударным трудом крепить советскую экономику.

Выстроили самых активных саботажников в ряд в отдаленной зоне. Бродяги были расслаблены. Их советская власть еще в двадцатые годы назвала социально-близкими, и с тех пор чаще убеждала и перевоспитывала, чем карала. Поэтому и стояли они в строю – руки в карманах. Сплевывали презрительно сквозь дырки меж зубов, снисходительно слушая большого начальника из ГУЛАГа.

Начальник самозабвенно вещал о буржуях, сжимающих удушающее кольцо вокруг СССР. О том, что советские граждане самоотверженным трудом должны приближать торжество коммунизма.

– Ну и пускай приближают, – хмыкнул знаменитый вор-карманник Матрос. – Нам ваш коммунизм без надобности. Щипача его пальчики кормят неплохо!

А Кургану чем дальше, тем больше эта пропагандистская речь не нравилась. Особенно ее раздел про суровость к тем, кто не хочет вместе с народом идти в светлое будущее. Что делают с теми, кто не идет в будущее? Оставляют в прошлом?

Под конец чин из ГУЛАГа обвел внимательным взором выстроившуюся нестройной шеренгой братву, больше походившую на неорганизованную толпу.

– Последний раз спрашиваю, кто хочет ударным трудом искупить свою вину перед советским народом?

В ответ раздался дружный ржач и похабные комментарии – мол, все, что должны, мы этому народу прощаем. Но некоторые воры вышли из строя. Потом еще немного. Их сопровождали гвалт и ругань более стойкой братвы.

Уже потом Курган понял, что вышедшие из строя мыслили не штампами и настроениями, а задницей. Они ощущали мягким местом, где можно огрести. Он тогда ощутил то же самое. И шагнул вперед.

– Куда? – схватил его за рукав вор в законе Фартовый, можно сказать, его крестный отец.

Но Курган резко вырвал рукав и вышел из строя.

– Хорошо, – кивнул начальник вышедшим. – Отойдите в сторонку.

Братва вдруг замолчала, ощущая растущее напряжение.

– Ну что же, музыка! – с каким-то демоническим видом воскликнул большой начальник.

И заиграл духовой оркестр.

А вслед за этим заработал на вышке пулемет…

Сколько воров и козырных фраеров полегло там? Курган не считал. Немало. После этого на зонах появилось огромное количество желающих принять посильное участие в великих стройках страны Советов. Ортодоксальные воры, скрипя зубами, прекратили всякие попытки саботажа. Работать, правда, так и не стали, но по негласной договоренности с администрацией всеми способами стали шпынять политических и мужиков, чтобы те давали план. Время такое – огромных свершений. Выполнить и перевыполнить – главное. А какими способами – это дело десятое. Стране нужны было золото, каналы и тяжелая промышленность.

Конечно, Кургану этот шаг из строя вышел боком. Воры посчитали его отколовшимся. Но он с присущей ему пронырливостью стал бешено вращаться между администрацией и уголовниками. Даже пришлось работать собственными руками – стал передовиком производства и засветился в многотиражной газете: «Заключенный Курганов ударным трудом приближает освобождение».

Лавировать долго не удалось. Воры поставили вопрос ребром – или с нами, или против нас. И он задницей почувствовал – пора быть против. Втихаря вложил некоторых корешей по их старым делам и в итоге, как ему казалось, утряс опасную ситуацию. Только закончились эти интриги для него плачевно. Воры обвинили его в сотрудничестве с оперчастью и приговорили к смерти. Шрам через все пузо – это след заточки с тех времен. Хорошо, что в лазарете врач откачал.

Наверное, именно тогда, под звуки оркестра, начались те самые мытарства и скитания, которые в итоге привели Кургана на плац учебного полицейского лагеря…

После посвящения на плацу в слуги рейха началось обучение – уставы, права и обязанности полицая, владение оружием. И изматывающая строевая подготовка.

Курган быстро смекнул, что немцы боготворят подтянутость, дисциплину и четкие ответы на вопросы. Те вольные птицы, кто это не понял, быстро отправились за ворота или в концлагеря. Но большинство успешно закончили короткий курс обучения.

Потом Кургана распределили в карательный полицейский батальон. В его третьей роте собрались русские, литовцы, белорусы – прямо по заветам Ленина – истинный интернационал. Одни ненавидели большевиков. Другие были жадны до денег, жратвы и всякого барахла. Имелось несколько отпетых уголовников, от которых Курган сразу дистанцировался, демонстрируя, что преступная жизнь в прошлом. Разношерстных соратников роднило то, что немцы в равной степени считали их всех недочеловеками.

Наиболее рьяных службистов выделили в специальную группу из десяти бойцов. Там был белорус из националистической организации «Белорусский комитет самопомощи», надоевший своими завываниями о создании независимого национал-демократического белорусского государства, хохол, грезивший о свободной Галиции, и поляк, который смотрел на украинца зверем, а однажды между ними завязалась драка. Пресекли немцы внутренний конфликт жестоко – избили драчунов палками на плацу до синевы. Пообещали в следующий раз расстрелять, во что очень даже верилось.

Специальную группу прикомандировали к подразделению айнзатцгруппы «В» СД, которым руководил все тот же гауптштурмфюрер Кляйн. Перед ними стояла задача очищения завоеванных территорий от нежелательного элемента – то есть от большевиков и евреев.

И начали очищать. По Гомелю хорошо поработали. Там треть населения были евреями, которых новая власть сначала обязала носить на одежде желтые матерчатые отметки, потом запретила им появляться на улицах. А затем пошли массовые аресты.

Полицаи вместе с бойцами айнзатцгруппы вламывались в дома и уводили по списку людей: кого в концлагеря, кого – в Гомельское еврейское гетто. Кто-то пропадал навсегда.

Полицаев немцы из СД воспринимали как служебных собак. Кстати, овчарки у них тоже были – огромные, черные, готовые рвать людей на части.

Осуществлялись эти операции обычно без стрельбы и особых эксцессов. Полицаи просто приходили и забирали людей. Правда, Хохол иногда срывался и бил евреев смертным боем, притом женщины это или дети, ему было безразлично. Немцы его не останавливали. Считали это выражением истинных первобытных чувств.

В конце сентября гауптштурмфюрер Кляйн заявился на построение специальной полицай-группы и сказал:

– Разжирели как боровы. Только и знаете, что жратву жидовскую, что при обысках украли, уминать. Пора настоящей работой заняться!

В груди у Кургана закололо. Он знал, что у немцев начинаются большие проблемы с русскими диверсантами и партизанами. Те бились отчаянно, пускали под откос военные составы, нападали на комендатуры. И что, их бросят на партизан? Ох, как не хотелось!

Но все оказалось прозаичнее. Поздно ночью полицай-группу привезли на бывшее совхозное поле рядом с Гомелем. В свете фар стояло больше сотни изможденных, избитых людей. Не менее половины – женщины. Были и совсем маленькие дети. За спиной их зияли рвы.

– Ну, – насмешливо посмотрел на полицай-группу Кляйн. – Кто за пулемет?

У Кургана гора с плеч свалилась. И какая-то эйфорическая волна понесла его вперед.

– А давайте я, герр гауптштурмфюрер.

– Ну, давай! – усмехнулся тот.

Курган лег на землю, расставив ноги, как учили. Провел вспотевшей ладонью по гладкой поверхности пулемета МГ-42. От этого оружия веяло мощью, силой и смертью, пьянившими Кургана.

Он видел, как напряглись сопровождавшие их немцы, положив руки на свои автоматы. Боялись, что ли, что он повернется и даст очередь по ним? Смешные!

Этому не учат в школе, а жаль / Newtonew: новости сетевого образования

Тина Силиг получила докторскую степень, отучившись на факультете нейронаук в Стэнфордской школе медицины; сейчас она читает курс по предпринимательству и инновациям в Стэнфордском университете, руководит программой технологических проектов в Школе инженерных наук; пишет вдохновляющие книги и разрабатывает игры, развивающие смекалку и мышление.

Тина знает на своём опыте, что наша жизнь — это выход за пределы правил. Любые инструкции призваны предостеречь нас от ошибок, но вовсе не каждая ошибка становится неудачей. Порой ошибка — это первый шаг на пути к новому, более эффективному решению. Школа учит нас тому, что «делать нужно вот так», жизнь — тому, что «не попробуешь — не узнаешь». А знания, опыт, логика, здравый смысл помогают сделать так, чтобы эта попытка не стала последней.

Публикуем несколько отрывков из книги Тины «Почему никто не рассказал мне это в 20?», выпущенной издательством «Манн, Иванов и Фербер». Эта книга — пособие по творческому подходу ко всему, чем бы вы ни занимались — наукой, преподаванием, продажами, строительством, разработкой ПО, домашним хозяйством или воспитанием детей. И, конечно, это не свод правил, а напоминание о том, что деятельность каждого из нас не подчиняется законам школьных парт и экзаменов.

Почему полезно учиться у плохих преподавателей

Многие из идей моей книги противоречат тому, что принято преподавать в рамках традиционной образовательной системы. В сущности, в школе нам часто навязывают совсем не те правила, по которым живёт реальный мир. Это приводит к невероятно сильному стрессу в тот момент, когда мы покидаем школу и начинаем искать свой путь в жизни. Порой нам чрезвычайно сложно выстроить мост через пропасть между заученными знаниями и реальной жизнью, однако это вполне возможно при наличии подходящих инструментов и правильного мышления.

Студентов и школьников обычно оценивают в индивидуальном порядке, а затем расставляют их результаты по шкале, называемой кривой успеваемости. Иными словами, когда кто-то вырывается вперёд, остальные оказываются позади. И это не просто приводит к стрессу — в реальном мире по такому принципу почти никто не работает. За пределами школ люди обычно работают в составе команды с единой целью, и победа одного становится победой всех. В сущности, в мире бизнеса внутри крупных команд обычно находится по нескольку мелких, и цель каждого уровня иерархии состоит в достижении собственного успеха как части успеха всей структуры.

В типичном классе есть учитель, считающий, что его работа состоит в передаче учащимся информации. Дверь в класс закрыта, а стулья привинчены к полу лицом к преподавателю. Студенты делают записи, зная, что потом их будут проверять на знание материала. В качестве домашнего задания их просят прочитать тексты из учебника и самостоятельно их понять.

В жизни задания мы даём себе сами.

 

Это совсем не похоже на ту жизнь, которую им придется вести по окончании учебы. В ней мы сами становимся своими учителями, самостоятельно определяем, что нам следует знать, где находить информацию и как её перерабатывать. Фактически реальная жизнь — это экзамен, на котором могут задать совершенно любой вопрос. Двери открыты настежь, можно пользоваться самыми разнообразными ресурсами и находить решения для массы неочевидных задач, связанных с работой, семьёй, друзьями и миром в целом.

Карлос Виньоло, прекрасный преподаватель из Университета Чили, поделился со мной мыслью о том, что иногда студентам полезно учиться у худших преподавателей — это куда лучше готовит их к жизни, в которой у них может не оказаться талантливых наставников.

 

 

Кроме того, при обучении в составе крупных групп знания студентов обычно проверяются с помощью тестов с несколькими вариантами ответов (из которых всего один является правильным). Для получения хорошей отметки нужно указать требуемый вариант ответа. В реальной жизни на каждый вопрос можно найти сразу несколько ответов, верных в той или иной степени. А что еще более важно — есть право на ошибку.

В сущности, неудачи — это важнейшая часть процесса обучения. Подобно эволюции, представляющей собой серию проб и ошибок, наша жизнь полна фальстартов и неизбежных поражений. Ключ к успеху лежит в способности извлечь урок из приобретенного опыта и двигаться вперёд с этими новыми знаниями.

Ошибка — верная попутчица эксперимента

По сути, любое обучение происходит вследствие неудач. Представьте себе ребёнка, учащегося ходить. Сначала он ползает, затем постоянно падает и лишь после этого начинает осваивать навыки, которые мы, взрослые, воспринимаем как данность.
В процессе взросления каждый новый навык ребёнка (начиная от ловли мяча и заканчивая алгеброй) осваивается точно таким же способом: вы экспериментируете, пока не добиваетесь успеха.

В любой цепочке удачных действий будут ошибки.

 

Мы не ждем от ребёнка, что он сделает все идеально с первого раза, поэтому нам вряд ли стоит рассчитывать на то, что и взрослые люди сразу же справятся со сложными заданиями.

Я пришла к убеждению, что лучшее обучение происходит тогда, когда вы приходите к неудачам так же часто, как и к успехам. Почти невозможно что-то выучить, не делая это самому, не экспериментируя и не восстанавливаясь после неизбежных поражений. Невозможно научиться играть в футбол, читая учебник. Невозможно научиться играть на пианино, читая нотные листы, и невозможно научиться готовить, перечитывая рецепты.

Я вспоминаю время, когда, будучи студенткой, изучала неврологию. Я посетила несколько курсов, на которых мы «учили» принципы нейропсихологии. И хотя я легко смогла сдать письменный тест по пройденному материалу, полностью я поняла суть изученных концепций лишь в лаборатории, когда под микроскопом препарировала нервы, подключала к ним крошечные электроды и вручную переключала датчики на осциллографе.

Точно так же и вы можете прочитать массу книг о лидерстве, но, пока сами не столкнетесь с тем, что чувствуют истинные лидеры, вы никогда не будете готовы взять на себя ответственность.

Презентация Тины «6 качеств творческого человека». Творческие люди не растеряются, если в паззле, который они собирают, не окажется нужной детали.

Сойти с проложенного маршрута

Даже при тщательной подготовке, обдумывании маршрута и заблаговременном поиске места для ночлега самое интересное всегда происходит незапланированно. Вы можете случайно столкнуться с потрясающим человеком, который покажет вам места, не описанные в путеводителях. Вы можете опоздать на поезд и провести день в небольшом городке, в котором не собирались задерживаться.

Гарантирую, лучше всего вы запомните именно те части путешествия, которых не было в изначальном плане. Эти неожиданности, внезапно возникающие на вашем пути, способны изрядно вас удивить и порадовать.

Это справедливо во множестве ситуаций. К примеру, большинство значительных открытий в науке происходило благодаря изучению и интерпретации необычных результатов и наблюдений. Успешные учёные умеют не бояться данных, ведущих их на неизведанные территории. Вместо того чтобы отметать данные, не соответствующие ожидаемому результату, лучшие учёные хватаются за аномалии, так как знают, что именно там возможны истинные научные прорывы. В сущности, благодаря вниманию к несоответствиям данных учёные зачастую создают новые исследовательские дисциплины и совершают великие открытия.

Подходящие данные можно найти для любой, даже самой идиотской теории.

 

К примеру, ещё в середине XIX века учёные, использовавшие микроскопы, определили, что в человеческом мозге имеются два типа клеток: нейроны и глия. Они предположили, что основная мозговая активность совершается в нейронах, а глия (что в переводе с греческого означает «клей») представляет собой своего рода «строительные леса», или структурную поддержку, для нейронов. Эта идея казалась истинной на протяжении более 150 лет, и учёные тратили основные усилия на изучение нейронов.

Однако в последние двадцать лет целый ряд исследований показал, что глия (объём которой превышает объем нейронов чуть ли не в 10 раз) играет целый ряд важных ролей в нервной системе. Настоящим первопроходцем в этой области можно считать Брюса Рэнсома, основателя и редактора научного журнала Glia. Вместе с другими учеными со всего мира он смог показать, что клетки глии активно участвуют практически в каждой функции мозга. Даже синаптическая передача, самое хорошо изученное взаимодействие между нейронами, вовлекает клетки глии. Брюс, имеющий также неврологическое образование, верит, что глия еще не раскрыла всех своих секретов, а её изучение поможет в борьбе со множеством неврологических заболеваний.

Это важная иллюстрация того, что привлекательные идеи способны тормозить прогресс. Люди хватаются за них и перестают видеть другие, вполне жизнеспособные альтернативы. Они подсознательно «подгоняют» противоречивые наблюдения под превалирующую в настоящее время теорию. В ретроспективе кажется вполне очевидным, что глия играет важную роль в деятельности мозга. Однако люди, два десятилетия назад начинавшие её исследования, брали на себя немалые риски, ведь они сходили с четко определенного пути и принимались изучать неизведанные территории.

Вы вполне можете упустить очевидное

 

Очень-очень старое видео с одним нюансом, который совершенно точно не заметила большая часть из 21 миллионов просмотревших.

Порой требуются немалые усилия, чтобы замечать окружающую среду. Вы должны научиться этому, но, даже когда вы обращаете внимание на мир вокруг вас, вы всё равно рискуете упустить по-настоящему интересную и важную информацию, находящуюся прямо у вас перед носом. Это отлично иллюстрирует известный видеоролик. Аудиторию просят внимательно наблюдать за группой людей, играющих в баскетбол, и сосчитать количество пасов, которые делает команда в белой форме. В итоге зрители легко могут ответить на этот вопрос, но при этом совершенно не замечают, что во время игры на поле появляется человек, одетый в костюм медведя, и пересекает площадку «лунной походкой». Иными словами, когда нам кажется, что мы обращаем на что-то полное внимание, почти всегда остаётся что-то еще, что мы упускаем из виду.

Разрешите мне быть великолепным

Во время своих занятий я никогда не использую слайды в формате PowerPoint, за исключением первого дня, когда рассказываю о программе на будущие десять недель. На последнем слайде моей презентации написано, насколько серьёзно я отношусь к своей работе и чего ожидаю от студентов. Последний абзац моей презентации звучит так: «Никогда не упускайте возможности быть потрясающим». Я обещаю сделать для студентов всё, что могу, и жду от них того же. Помимо этого, я говорю студентам, что у меня нет проблем с тем, чтобы поставить им лучшую отметку, однако я устанавливаю достаточно высокую планку. Я обязательно сообщаю им это, но только один раз.

Что же происходит потом? Мои ученики начинают работать лучше, чем могли сами от себя ожидать. Они воспринимают предложение стать потрясающими с заметным энтузиазмом. В ходе занятий они последовательно повышают планку.

Привязчивость этого сообщения не перестает удивлять меня и сейчас. Кажется, будто студенты так и ждут, когда я скажу им эти слова. Они жаждут, что кто-то разрешит им проявлять свои способности наилучшим образом и сверкать в полную силу.

К сожалению, в большинстве случаев этого не происходит. Напротив, нас постоянно побуждают чем-то «жертвовать». Иными словами, нас, прямо или косвенно, склоняют делать лишь то, что удовлетворяет требованиям.

Экзамены учат нас лишь тому, как сдавать экзамены.

 

К примеру, учителя раздают задания и четко говорят, что именно нужно выполнить для получения определённой отметки. Учителя ненавидят ставший классическим вопрос «Будет ли это на экзамене?». Однако за многие годы студенты уже поняли, что в существующей системе главное для них — это соответствовать минимальным требованиям.

То же самое происходит и на работе, когда начальники устанавливают для подчиненных конкретные цели и набор показателей для получения премий и продвижения по карьерной лестнице.

Быть потрясающим — значит принимать решения, которые постоянно превосходят любые ожидания. Если же вы делаете лишь минимум, соответствующий базовым ожиданиям, вы лишаете себя этой возможности. Может, мои слова и напоминают речь школьного директора на линейке, но от этого они не перестают быть правдой.

В оформлении материала использованы кадры из телесериала «Сообщество».

14 марта 2016, 12:00
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Задание 26 на текст и выбор ответов на вопросы к тексту — АНГЛИЙСКИЙ в полном порядке

Он учился в третьем классе, который я преподавал в школе. Все мои ученики были мне дороги, но Марк Эклунд был одним из миллиона. У него был очень аккуратный вид, и у него было такое счастливое отношение к жизни, которое делало даже его случайные проступки восхитительными.

Марк тоже постоянно говорил. Я пытался напомнить ему, что говорить без разрешения недопустимо. Что меня так впечатлило, так это искренний ответ каждый раз, когда мне приходилось поправлять его за плохое поведение.«Спасибо, что поправили меня, сестра!» Я сначала не знала, что с этим делать, но вскоре я привыкла слышать это по много раз в день.

Однажды утром мое терпение истощилось, когда Марк заговорил слишком часто. Я совершил ошибку начинающего учителя. Я посмотрел на Марка и сказал: «Если ты скажешь еще одно слово, я закрою тебе рот!» Десять секунд спустя Чак выпалил: «Марк снова говорит». Я понял, что, поскольку я объявил наказание перед класс, я должен был действовать в соответствии с этим.Я подошел к своему столу, открыл ящик и вынул рулон ленты. Не говоря ни слова, я подошел к столу Марка, оторвал два куска ленты и сделал ими большой крестик на его рту. Затем я вернулся в переднюю часть комнаты.

Когда я взглянул на Марка, чтобы узнать, как у него дела, он подмигнул мне. Вот и все! Я начал смеяться. Класс приветствовал меня, когда я вернулся к Марку, снял ленту и пожал плечами. Его первыми словами были: «Спасибо, что поправили меня, сестра».

Годы пролетели незаметно, и прежде чем я узнал об этом, Марк снова оказался в моем классе.Он был красивее, чем когда-либо, и такой же вежливый. Поскольку ему приходилось внимательно слушать мои инструкции по «новой математике», в девятом классе он не так много говорил.

Однажды в пятницу дела пошли не так. Всю неделю мы усердно работали над новой концепцией, и я чувствовал, что студенты все больше разочаровываются в себе и друг в друге. Я должен был остановить эту капризность, пока она не вышла из-под контроля. Поэтому я попросил их перечислить имена других студентов в классе на двух листах бумаги, оставляя пробел между именами.Затем я посоветовал им придумать самое лучшее, что они могут сказать о каждом из своих одноклассников, и записать это.

На выполнение задания ушла оставшаяся часть урока, но когда ученики вышли из комнаты, каждый вручил мне свою работу.

В ту субботу я записал имя каждого студента на отдельном листе бумаги и перечислил, что все остальные сказали об этом человеке. В понедельник я дал каждому студенту его список. Вскоре весь класс улыбался.«Правда?» — услышал я шепот. «Я никогда не знал, что это что-то для кого-то значит!» «Я не знал, что я так нравлюсь другим!»

Никто больше никогда не упоминал эти бумаги в классе. Я никогда не знал, обсуждали ли они их после занятий или со своими родителями, но это не имело значения. Учения достигли своей цели. Студенты остались довольны собой и друг другом. Эта группа студентов двинулась дальше.

Несколько лет спустя, когда я вернулся из отпуска, родители встретили меня в аэропорту.Когда мы ехали домой, в разговоре наступило небольшое затишье. Мой отец прочистил горло. — Вчера вечером звонили Эклунды, — начал он. «Правда?» — сказал я. «Интересно, как дела у Марка», — тихо ответил папа. «Марк был убит во Вьетнаме», — сказал он. «Похороны завтра, и его родители хотели бы, чтобы вы приехали».

Церковь была забита друзьями Марка. После церемонии родители Марка ждали меня. «Мы хотим вам кое-что показать», — сказал отец, доставая из кармана бумажник.«Они нашли это у Марка. Мы подумали, что вы его узнаете ». Я знал, не глядя, что это были бумаги, в которых я перечислял все хорошее, что каждый из одноклассников сказал о нем.

«Большое вам спасибо за это», — сказала мать Марка. «Как видите, Марк дорожил этим».

Одноклассники Марка начали собираться вокруг нас. Чак робко улыбнулся и сказал: «У меня все еще есть список. Он лежит в верхнем ящике моего письменного стола дома ». Жена Джона сказала:« Джон попросил меня поместить его в наш свадебный альбом.Затем Вики, еще одна одноклассница, полезла в свой бумажник и показала группе свой потрепанный и потрепанный список. «Я всегда ношу это с собой», — сказала она. «Думаю, мы все сохранили свои списки».

Вот когда я наконец сел и заплакал. Я оплакивал Марка и всех его друзей, которые больше никогда его не увидят.

По материалам книги «All the Good Things» Хелен П. Мросла

ВОПРОС 1: Марк Эклунд…
1) был самым жестоким и деструктивным учеником в классе.
2) был добродушным, а иногда и озорным ребенком.
3) был неопрятным мальчиком, который легко мог расстроить уроки.
4) была самой способной ученицей третьего класса.

ВОПРОС 2: В пункте 2 «непрестанно» означает…
1) нетерпеливо.
2) неуважительно.
3) бесконечно.
4) пристально.

ВОПРОС 3: Писательница признает, что ошибка, которую она допустила на уроке, была…
1) типичной для ласкового учителя.
2) больше никогда не повторялось.
3) то, о чем она сожалела.
4) вредно для ее педагогической карьеры.

ВОПРОС 4: Марк и его класс восприняли наказание Чаре…
1) агрессивно.
2) с юмором.
3) как проблема.
4) как наступление.

ВОПРОС 5: Писатель осознал необходимость составления «списка хороших вещей»
1) перед выпускной для студентов.
2) для борьбы с тревогой перед тестовым днем.
3) в попытке справиться с неприятным поведением.
4), чтобы упростить объяснение математической концепции.

ВОПРОС 6: Методика преподавателя…
1) не способствовала мотивации учеников.
2) был оценен учениками и их родителями.
3) была заимствована у ее коллег. №
4) способствовал обучению и повысил самооценку учащихся.

ВОПРОС 7: Со временем Марк и его одноклассники
1) забыли о «списке хороших вещей».
2) дорожили их студенческой памятью.
3) поняли, что их пути разошлись.
4) потеряли связь со своим учителем.

.

Упражнение №47 — Раздел 2 по английскому языку 7 класса

Сегодня это упражнение относится ко второму разделу учебника (Раздел 2 «Английский язык — язык мира») по английскому языку для школьников 7 класса. В данном задании необходимо прочитать диалог или прослушать его и ответить, что было самым сложным для Анны в изучении. Правки, дополнительные вопросы по упражнению и теме можно оставлять на странице обсуждения.

Прочтите диалог, внимательно прослушайте его и скажите, что Анна находит наиболее трудным в изучении английского языка.

Опрашивающий: Анна, я знаю, что вы изучаете английский язык почти пять лет и планируете стать переводчиком. Что вы думаете об изучении грамматики? Как вы думаете, ваш учитель уделяет этому слишком много или слишком мало времени?
Анна: Конечно, вы должны изучать грамматику на любом языке. Ведь без фундамента дом не построить. Но это все, чем мы занимаемся в школе — грамматика, грамматика и многое другое по полчаса четыре раза в неделю! У нас слишком много упражнений.
Int .: Итак, грамматика важна, но не слишком. Но следует ли обучать этому изолированно?
Анна: Нет. Вам нужно практиковать грамматику вместе со словарным запасом. Нехорошо, когда вы учите новые слова, но не имеете большой практики их использования с изученной грамматикой.
Int .: Со словарным запасом — что лучше учить несколько слов за раз и практиковать их, чем много слов наизусть?
Анна: Практика помогает запоминать слова.Также я лучше запоминаю слова, если они связаны с моими интересами. У меня нет проблем с запоминанием слов, связанных с моим хобби — животными и дикой природой.
Int .: Одна из проблем для изучающих английский язык — это фразовые глаголы — ладить, ладить и так далее, и, конечно же, идиомы. Для вас это проблема? Достаточно ли вы узнали, чтобы справляться с идиомами?
Анна: Они очень сложные. И вы тоже должны быть в курсе последних событий. Например, когда я впервые приехал в Англию, я очень гордо использовал идиому «Идет дождь из кошек и собак», и все смеялись надо мной, потому что это так старомодно, и средний англичанин не использует это выражение.
Внутр .: Итак, убедитесь, что выученные идиомы актуальны. А как насчет произношения? Многим студентам это трудно.
Анна: Ужасная английская интонация! Я имею в виду, я думаю, что это самая сложная часть произношения, потому что если вы ошибетесь, люди сочтут вас грубым. Интонация намного сложнее, чем научиться правильно произносить слова. Важно выучить как формальный, так и неформальный английский — как просить информацию, как быть вежливым. Позвольте привести пример.Мой учитель английского позвонил мне вчера и спросил о том, что он хотел знать, и я просто сказал «нет». Потом, когда я потом подумал об этом, я понял, что прозвучал грубо. Я должен был сказать1 «Боюсь, что не знаю» или что-то в этом роде. Изучение социального английского очень полезно, например, написание писем на английском языке.
Int .: Какой совет вы бы дали людям, которые только начинают изучать английский язык?
Анна: Я считаю чтение очень полезным — читаю книги, газеты, журналы и другие периодические издания.Я пытаюсь угадать значение слов, которых не знаю, исходя из их контекста. Это помогает мне читать быстрее. Но я также ищу слова в словаре и отмечаю самые полезные.
Внутр .: Как насчет поп-музыки?
Анна: Да — может пригодиться. На самом деле, я был немного разочарован,
, потому что в некоторых песнях есть такие глупые слова, хотя музыка прекрасна. Мне тоже помогают слушать радио, смотреть видео и образовательные телепрограммы на английском языке.Особенно слушаю новости. Я был очень горд, когда понял, что могу легко понять, что слушаю.
Int .: Как я понимаю, выучить язык не так просто. Вы можете выучить правила грамматики и произношения, а также лексику, но самая сложная функция любого языка — это, пожалуй, изучение элементов, для которых нет письменных правил, например «социальный английский». Это означает изучение ожидаемого поведения, знание того, какой английский использовать в различных ситуациях, формальном или неформальном, и как понимать, что говорится, — все это так легко и естественно на вашем родном языке.

Репортер: Анна, я знаю, что вы изучаете английский язык практически пять лет и вы планируете стать переводчиком. Что вы думаете об изучении грамматики? Как на Ваш взгляд учитель тратить слишком много времени или слишком мало времени?
Анна: Конечно, вы должны изучать грамматику на любом языке. Более того вы не построить дом без основания. Но все что мы делаем в школе — это грамматика, грамматика и еще раз грамматика, по пол часа 4 раза в неделю.Мы должны выполнять слишком много упражнений.
Репортер: И так грамматика очень важна, но не слишком много. Но должны ли его преподавать?
Анна: Нет, мы должны практиковаться с грамматикой вместе со словарным запасом. Это не хорошо, когда вы изучаете новые слова, но у вас нет достаточно практики с грамматикой, которые вы изучили.
Репортер: Со словарным запасом — лучше выучить несколько слов за раз и попрактиковаться с ними, чем много слов вызубрить наизусть?
Анна: Практика помогает Вам лучше запомнить слова.Также я лучше запоминаю слова. У меня не возникает проблем с изучением слов, которые связаны с моими хобби, это с животными и дикой природой.
Репортер: Основная проблема в изучении английского языка это фразовые глаголы, такие как «ладить», «ужиться» и так далее, и, конечно, идиомы. Это проблема для тебя? Ты выучила достаточно идиом?
Анна: Они довольно сложные. И вы, наблюдая за ними, например, я применил идиомы, потому что она уже устарела и средне статистический англичанин не использует данное выражение.
Репортер: и так нужно убедиться, что идиомы которые вы используете современные. А как насчет произношения? Для многих студентов это довольно сложно.
Анна: Интонация на английском языке ужасная! Я имею ввиду, что я считаю, что интонация это самое сложное, потому что если ты не так произнесешь, люди посчитают, что ты грубый. Интонация намного сложнее, чем произношение слов. Важно также изучать официальный английский и неофициальный английский язык — как спрашивать информацию, как быть вежливым.Позвольте я приведу Вам пример. Я просто ответил, что позвонил мне. Затем когда после подумала, я осознала, что это было грубо. Я должна была ответить «боюсь, что я не знаю» или что-то в этом роде. Изучение разговорного английского очень полезно, например писать письмо на английском языке.
Репортер: Что Вы посоветуете людям, которые только что начали изучать английский язык?
Анна: На мой взгляд, чтение очень полезно — я читаю книги, газеты, журналы и другие периодические издания.Я пытаюсь догадаться о значении слов, которых я не знаю, из контекста. Это помогает мне читать быстрее. Но я также заглядываю в словарь за слова и делаю пометки из самых полезных.
Репортер: Как насчет того, чтобы слушать поп музыку?
Анна: Да — это тоже может быть полезным. Но я на самом деле немного разочаровалась, потому что в некоторых песнях такие глупые слова, хотя музыка довольно милая. Слушать радио и смотреть телевизор и образовательные программы на английском языке очень помогают мне.Особенно новости. Я сильно гордилась, когда я поняла, что я могу легко улавливать идеи того, что я слушаю.
Репортер: Как я заметил, изучение языка это совсем не легко. Вы можете выучить грамматические правила и произношение и так же расширить словарный запас, но самое сложное на любом языке это возможно изучить не писанных правил, например «общественный английский». Это изучение способов поведения, знание какой английский в каких ситуациях, официально-деловой или неформальный, и как понять, что было сказано, все это так естественно и легко на родном языке.

.

Упражнение №27 — Раздел 3 по Английскому языку 7 класса

Данное упражнение относится ко третьему разделу учебника (Раздел 3 «Я и мой мир») по английскому языку для школьников 7 класса. В данном упражнении необходимо использовать верный артикль, сами предложения составлены грамматический правильно. Правки, дополнительные вопросы по упражнению и теме можно оставлять на странице обсуждения.

Некоторые из этих предложений грамматически неверны, потому что в них нет артиклей.Используйте нужные статьи в нужных местах, чтобы получать правильные предложения.

1. Какой большой колледж! В нем обучаются тысячи студентов. Бен планирует поступить в колледж, как только закончит школу. Колледж, в который ходит мой брат, готовит менеджеров.
2. По воскресеньям мы часто вместе смотрим телевизор. Мы только что купили новый телевизор, это самый большой телевизор, который я когда-либо видел. Выключите телевизор: пора спать.
3. Бедный человек, у него нет дома и у него нет семьи. Приходи в любое время, я буду дома.Этот дом — лучший дом для них, я уверен, они будут здесь очень счастливы.
4. Посмотрите на больницу! Вы видите мужчину у окна на первом этаже? После третьего дня в больнице Виктор почувствовал себя намного лучше. Я хочу быть медсестрой и работать в большой больнице.
5. В каком возрасте английские дети ходят в школу? Школа, в которую я хожу, находится недалеко от моего дома. — Что это за здание из красного кирпича? — Это школа.

1. Какой большой колледж! В нем обучается тысяча студентов. Бен планирует поступить в колледж, как только закончит школу.Колледж, в который ходит мой брат, готовит менеджеров.
2. По воскресеньям мы часто вместе смотрим телевизор. Мы только что купили новый телевизор, это самый большой телевизор, который я когда-либо видел. Выключите телевизор: пора спать.
3. Бедный человек, у него нет дома и нет семьи. Приходи в любое время, я буду дома. Этот дом — лучший дом для них, я уверена, им здесь будет очень хорошо.
4. Посмотрите на больницу! Вы видите человека у окна на первом этаже? После третьего дня в больнице Виктор почувствовал себя намного лучше.Я хочу быть медсестрой и работать в большой больнице.
5. В каком возрасте английские дети ходят в школу? Школа, в которую я хожу, находится недалеко от моего дома. — Что это за здание из красного кирпича? — Это школа.

1. Какой большой колледж! В нем тысяча студентов. Бен снова пойти в колледж, как только закончит школу.
2. По воскресеньям мы часто смотрим телевизор вместе. Мы недавно купил новый телевизор, это самый большой телевизор, который я когда-либо видел.
3. Бедный мужчина, он не возвращается домой и у него нет семьи.Приходите в любое время, я буду дома. Этот дом — лучший дом для них, я уверен, они будут счастливы здесь.
4. Посмотрите на больницу! Можешь увидеть человека в окне на первом этаже? После третьего дня в больнице Виктору стало намного лучше. Я хочу стать медсестрой в большой больнице.
5. В каком возрасте английские дети идут в школу? Школа, в которую я хожу, не далеко от моего дома.

.

Тексты для развития навыков чтения, 7 класс

Моя новая школа фантастическая.

Рите Нельсон четырнадцать, и она сменила школу, потому что этим летом ее родители переехали в другой город.

«Разрешите рассказать вам о моей новой школе. Я хорошо провожу время. Все ученики очень дружелюбные, но это очень отличается от моей старой школы. Я могу сказать тебе! Во-первых, здесь школа начинается в 8.00, на целый час раньше, чем в этой школе.Сегодня утром я забыла об этом и пришла в школу с опозданием на десять минут, поэтому учительница внесла запись в мою зачетную книжку. Я был очень зол!

Конечно, в этой школе много других отличий. Практически каждый день у нас здесь семь уроков. Что-то еще? Учебный день тоже другой. В моей бывшей школе мы закончили школу в 3.00, а затем большинство учеников ушли домой. Здесь мы заканчиваем уроки в 3.30, а затем большинство учеников идет на спортивные тренировки. Что ж, здесь любят спорт.

Здесь я записался в клубы гимнастики и футбола.В этой школе очень много девочек играют в футбол. Вчера у меня была первая тренировка, и сегодня я чувствую себя усталым.

Еще одна важная вещь здесь — это научиться делать практические вещи. Их цеха по металлу и дереву похожи на маленькие фабрики, и нас также учат водить машину. Это невероятно. Вчера у меня был первый урок по вождению трактора ».

Задания к тексту .

Упражнение 1. Выберите правильный ответ.

Рите Нельсон _______

a) 13 b) 14 c) 15

Уроки в предыдущей школе Риты начались в

a) 7 часов b) 8 часов c) 9 часов

Рита имеет _______ уроков каждый день.

а) 5 б) 6 в) 7

Уроки Риты окончены на

а) 3. 00 б) 3.30 в) 4.00

После уроков большинство учеников уходят

а) на спортивные занятия б) домой в) на прогулку

Упражнение 2 .Назовите вещи в новой школе Риты, которые отличаются от ее предыдущей школы.

1. Количество учеников в классе Риты.

2. Время начала уроков

3. Время окончания уроков

4. Количество предметов в учебной программе (расписание)

5. Количество уроков каждый день

Упражнение 3. Верно или нет?

1. Рита не любит новую школу.

2. Сегодня Рита вовремя пришла в школу.

3. Ученик в новой школе не любит спорт.

4. Многие девочки играют в футбол в новой школе.

5. Рита любит водить трактор.

Упражнение 4. Ответьте на вопросы по тексту «Моя новая школа фантастическая».

1. Почему Рита сменила школу?

2. Когда начинаются уроки?

3. Почему учительница сделала отметку в зачетной книжке Риты?

4. В какие клубы она вступила?

5. В какие игры играют девочки в ее новой школе?

6. Каким практическим вещам учат детей?

Упражнение 5. Напишите о практических вещах, которым вас учат в школе.

Таинственный монстр

В разное время тысячи людей говорят, что видели большое животное в знаменитом озере Лох-Несс в Шотландии. Многие века люди пытались его поймать. Люди, которые там живут, всегда говорят о таинственном животном в озере, и многие из них считают, что оно все еще здесь.

В 1933 году местный бизнесмен Джон МакГрегор увидел, что озеро начало пузыриться, и из него вышло огромное животное с двумя горбами.

После этого ученые обследовали озеро с помощью подводного оборудования и попытались выяснить, что за животное там обитает. Конечно, они еще не нашли его, потому что озеро такое глубокое и такое темное.

Лох-Несс посетили туристы со всего мира, они надеются увидеть это чудовище. Они даже дали ему прозвище «Несси». Многие даже показывают фотографии монстра, но обычно это фотографии с изображением монстра. Ученые предполагают, что Лох-Несское чудовище — это динозавр, который выжил со времен ледникового периода.

Вот описание монстра:

• Длина: около 50 метров.

• Корпус: с двумя неровностями.

• Наполовину лошадь, наполовину змея и совсем маленькие.

• Длинный и тонкий, как жираф.

• Желто-коричневый.

• Люди думают, что он ест овец на суше и подводных растений.

• Застенчивая, не хочет, чтобы тебя видели.

• Обитает в самых глубоких и холодных частях озера примерно в 1 км от поверхности.

Задания к тексту .

Упражнение 1. Вставьте слова в соответствии с текстом. побывали, не нашли, попробовали, такая глубокая и такая темная, вышли из нее

1. Многие века люди … ловили.

2. Озеро начало пузыриться и огромное животное …

3. Конечно они… это еще.

4. Озеро… …

5. Туристы со всего мира … Лох-Несс.

Упражнение 2. Выберите правильную концовку для предложений.

1. Лох-Несс находится в…

2. Англия б) Шотландия в) Уэльс

3. Лох-Несс…

4. озеро б) река в) деревня

5. Ученые исследовали озеро с

6. a) подводное оборудование c) компьютеры d) специальные ультразвуковые устройства

7. Туристы дали монстру прозвище

8. Locky b) Nessie c) Lohnessi

Упражнение 3. Верно или неверно.

1. На протяжении многих веков люди пытались поймать Лох-Несское чудовище.

2. Никто не верит, что чудовище Лох-Несс все еще находится в озере сегодня.

3. В 1956 году местный бизнесмен Джон МакГрегор увидел, что озеро начало пузыриться.

4. Озеро очень глубокое.

5. Многие показывают фото монстра.

Упражнение 4. Дополните описание Лохнесского чудовища.

• Длина: Примерно _______ (1)

• Корпус: С двумя бугорками.

• Половинка __________ (2), полусмея и совсем маленькая.

• Длинный и тонкий, как жираф.

• Желто-коричневый.

• Люди думают, что он ест __________ (3) на суше и под водой ________ (4).

• Застенчивая, не хочет, чтобы тебя видели.

• Обитает в самой глубокой и __________ (5) частях озера примерно в 1 км от поверхности.

Упражнение 5 . Опишите по данному образцу любое животное.

Музыка на улицах

Когда вы идете домой после тяжелого рабочего дня и выходите из поезда метро, ​​вам иногда приходится долго идти к выходу или пересесть на поезд. Вдруг в шуме раздается какая-то музыка. Это уличные музыканты. Вы достаете монету из кармана и бросаете ее в шляпу или ящик для инструментов. Эти музыканты привносят красок и жизни на улицы города.Уличные музыканты — это возраст от 17 до 30 лет. Некоторые из них мужчины, некоторые женщины. Они играют классическую музыку, поп или народную музыку, старые и новые песни. Многие музыканты — бывшие студенты университетов или профессиональные музыканты.

Эндрю Хейн, например, когда-то учился музыке, но бросил музыку и стал художником. Теперь он играет в андеграунде, потому что не хочет забывать, как играть. Его девушка тоже художница. Она помогает ему собирать деньги. Другой уличный музыкант, Дэвид МакНелл, говорит новым игрокам:

«Учите новые песни все время, иначе у вас будет все меньше и меньше слушателей.Носите яркую одежду, чтобы привлечь внимание. Убедитесь, что места, где вы хотите играть, теплые. Лучшие места — мосты и, конечно же, метро ».

По воскресеньям Гайд-парк — лучшее место, так как выступающие здесь обращаются к людям. Уличные музыканты занимаются своими делами со многими туристами, которые посещают парк. Погода — одна из самых страшных проблем. Не так-то просто сыграть на скрипке или гитаре дождливым ноябрьским днем ​​в Лондоне и попытаться улыбнуться.

Гораздо более серьезная проблема — это полиция.Время от времени они приходят, и музыкантов переводят в другое место. Правда, их не часто штрафуют. Один музыкант сказал мне:

«Полицейский спросил меня, что я делаю. Я сказал, что просто тренировался. Некоторые деньги просто выпали из моего кармана в футляр для гитары, и мне сказали покинуть свое место. Я считаю это несправедливым. Люди любят уличную музыку. Это делает город более привлекательным ».

Задания к тексту .

Упражнение 1. Прочтите текст «Музыка на улицах» еще раз и дополните предложения согласно тексту.

1. Уличные музыканты

а) мужчины б) женщины в) мужчины и женщины

2. Согласно тексту, уличные музыканты

а) приносят цвет и жизнь на улицы города.

б) шуметь на улицах.

c) затрудняет движение

3. Уличные музыканты играют

a) старые песни b) новые песни.в) старые и новые песни.

4. Эндрю Хейн играет на улице, потому что ему

а) нужны деньги.

б) не хочет разучаться играть.

в) хочет прославиться.

5. Самая большая проблема для музыкантов —

а) погода б) полиция в)

Упражнение 2 . Скажите правда или ложь.

1. Уличные музыканты в возрасте от 17 до 30 лет.

2. Эндрю Хейн, например, когда-то был профессором музыки.

3. По понедельникам Гайд-парк — лучшее место для уличных музыкантов.

4. Погода — одна из самых страшных проблем для уличных музыкантов.

5. Уличные музыканты очень часто штрафуются.

Упражнение 3. Вставьте слова по смыслу.

1. Эндрю Хейн бросил музыку и стал ____________.

2. Уличные музыканты ведут свой бизнес со многими __________, которые посещают Гайд-парк.

3. Не так-то просто играть на скрипке или _________ в дождливый ноябрьский день в Лондоне.

4. Убедитесь, что места, где вы выбираете для игры, _________.

Упражнение 4. Ответьте на вопросы.

1. Почему уличные музыканты должны носить яркую одежду?

2. Какие места лучше всего подходят для уличных музыкантов?

3. Что хуже для уличных музыкантов — погода или полиция?

4. Почему уличным музыкантам нужно все время разучивать новые песни?

Упражнение 5. Расскажите, почему уличные музыканты любят свою работу и в чем их проблемы.

Ответы к тестам по чтению для 7 класса.

Ответы к тексту Моя новая школа фантастическая

Упражнение 1. 1b, 2c, 3c, 4b, 5a

2,30002 9 Упражнение 2.

Упражнение 3.

1 ложь

2 ложь

3 ложь

4 правда

5 правда

Упражнение 4.

Варианты ответов:

1. Рита сменила школу, потому что ее родители переехали в другой город

2. Уроки начинаются в 8 часов

3. Учитель внес запись в зачетную книжку Риты, потому что Рита была опоздал в школу.

4. Вступила в гимнастический и футбольный клубы

5. В этой школе в футбол играет много девочек.

6. Здесь работают цеха по металлу и дереву, детей учат водить.

Упражнение 5. Ваши варианты ответов.

Ответы к тексту Mysterious Monster

Упражнение 1.

• Пытался, 2) вышел, 3) не нашел, 4) так глубоко и темно, 5) посетили

Упражнение 2. 1 — b, 2 — a, 3 — a, 4 — b

Упражнение 3.

1. true

2. false

3. false

4. true

5. true

Упражнение 4.1 — 50, 2 — лошадь, 3 — овца, 4 — растения, 5 — самые холодные

Упражнение 5. Ваши варианты описания.

Ответы к тексту Музыка на улицах

Упражнение 1. 1 — с, 2 — a, 3 — c, 4 — b, 5 — b

Упражнение 2. 1 верно, 2 ложно, 3 ложно. 4 верно, 5 неверно

Упражнение 3. 1 художник, 2 туриста, 3 гитары 4. теплое

Упражнение 4.

Возможные ответы.

1. Уличные музыканты должны носить яркую одежду, чтобы привлекать внимание.

2. Лучшие места для уличных музыкантов — теплые места, такие как мосты и метро.

3. Полиция — гораздо более серьезная проблема.

4. Уличным музыкантам нужно постоянно учить новые песни, чтобы у них было больше слушателей.

Упражнение 5. Ваши ответы.

.